или Разговор о том, как сканнер меняет реальность, что делать со старыми вещами и в какие музеи нести бутылку водки
Есть что-то общее у коллекционера и фотографа. Они останавливают мгновение, которое им кажется прекрасным, хранят, каждый по-своему, прошлое — в старом серебре, в квадратике негатива, в забавной антикварной безделушке, в картинах века минувшего … А что, если с фотографом поговорить о коллекции таких мгновений? Тем более, что он собирает свою вот уже тридцать с лишним лет… Известный фотохудожник Александр Тягны-Рядно — Секретарь Союза фотохудожников России, член Союза журналистов России, Международной Федерации художников ЮНЕСКО — согласился рассказать редакции «Маленьких историй» о своём увлечении.
— Ну, речь ведь идет о фотографиях, и, к тому же, фотографиях, которые сделал я сам — тут нельзя, наверное, говорить о коллекции в обычном смысле слова. Это скорее фотоархив… или коллекция, но не музейная, в статике, а живая, рабочая. Я ей пользуюсь постоянно, вот мне сегодня позвонили, нужен снимок 20-летней давности, скажем, надо то- другое в архиве найти, отпечатать…И все должно быть под рукой. Большая часть архива в негативах и слайдах, довольно много в отпечатках, к сожалению, далеко не всё отсканировано, но я постепенно восполняю этот пробел архива, ведь именно его цифровая часть и есть самая рабочая. Вот у меня открывалки, видите, на кухне… Тоже коллекция, уже штук пятьсот… – но она такая, статичная: на полочке лежат, на холодильнике примагничены. ..хотя их тоже можно взять, пиво открыть. Хорошо, когда коллекция функциональна, тем более, если она часть вашей работы.
— Вы давно собираете эту функциональную коллекцию?
— В том-то все и дело, я не собираю, понимаете, я снимаю. И храню, конечно же, отснятое… держу в порядке рабочий архив. Снимать начал с 80-х годов. Это мое начало в фотографии, я довольно поздно понял, что фотография — это мое. Мог бы и в 70-х начать. И люди говорят иногда – а вот ты же снимал, наверное… А я говорю – эх… жаль, что кого-то не смог уже застать в живых, снять… Очень люблю снимать людей. Возможно, натолкнуло меня на это то, что, как фотограф, я начал в научной журналистике. А науку как таковую очень трудно снимать, поэтому я как-то сразу себя нашел в съемке портретов. То есть самый ранний раздел в этой коллекции, о которой вам так интересно узнать, – это люди науки, академики, ученые, нобелевские лауреаты… Вот 80-е годы нашей отечественной науки в лицах, это мои портреты: Прохоров, Басов, Гинзбург, Велихов, Сахаров, Федоров… Вот эту свою научную серию, скажем, отпечатал в 80 годах и храню до сих пор. Сам печатал, сам ретушировал, теперь это уже винтажные фотографии… А отпечатал для выставки, которая никогда не имела места. Сделал сто с лишним работ, и так сложно было устроить, эту выставку, утвердить во всяких комитетах партии… До перестройки дело было. А потом я работал в газете «Советская Культура», и появился новый пласт снимков – из области кино.
— Портреты актеров легко делать?
— Я мало снимал актеров, потому что любил в портрете найти человека. Актер – он никогда не бывает сам собой, такой вот парадокс. Очень трудно выхватить и показать человека в актере. Они очень хорошо знают, как себя показать: как повернуться, как сесть, вот здесь у него родинка, вот так он лучше. Поэтому актеров, на самом деле, снимать проще всего, им даже ничего говорить не надо, фотограф только должен щелкнуть. А мне это всегда было не очень неинтересно. Мне интересней с режиссерами – там есть какая-то глубина. Ведь если говорить о кино, в кино самый главный — кто? Конечно, режиссер. Фильм же у него внутри, понимаете, из человека идет кино, а вот какой это человек? Поэтому я их и снимал, довольно много. Снимал, конечно, актеров, но интереснее было всегда с операторами и режиссерами. Тогда же, в «Культуре» в 80-е годы много снимал писателей, появился ещё один большой пласт портретов. У меня жена писательница, и я много общаюсь с людьми этого круга, сделал несколько выставок о писателях и поэтах: «Homoscriptus», «ПоэзИЯ.RU»…
— Получается, фото постепенно перетекает в нематериальный какой-то архив, да? Отцифровывается все?
— Да, интересный процесс идет… Ведь сейчас, если чего нет в цифре – получается, его вообще нет. Мне периодически звонят из каких-то агентств, газет, журналов – срочно, нужно архивное фото!.. И если у меня его нет в цифре, это надо искать в негативах, везти негатив в агентство или сканировать его, ретушировать, посылать… на это несколько часов нужно — а новостной поезд уже все, ушел. То есть, нет файла – нет снимка, вот какой парадокс получается.
— А почему же тогда люди все-таки собирают старые снимки?
— Дело в том, что об оцифровке фото я говорил в связи с журналистикой, а фотография – это не только журналистика, но и бытовая, и рекламная , и арт-фотография. Центр тяжести в современной фотографии сегодня смещается от журналистики к искусству. Потребность журналистики в профессиональной фотографии всё меньше и меньше. Агентства и интернет-издания все больше пользуются народной фотографией — фотографиями очевидцев. Вот кто-то оказался там с телефоном, на его глазах происходит сенсация, он ее телефоном снял – все. Достаточно. Не надо туда посылать экспедицию с аппаратурой… то, на что раньше тратились деньги, теперь удешевляется и упрощается. И целая ветвь журналистики отмирает. Вот на днях буквально закрылся бумажный вариант Newsweek, он остался только в Интернете. А для Интернета достаточен формат – очень простой, очень маленький. И для такого формата профессиональная аппаратура не нужна — вполне достаточно того же мобильника. На наших глазах происходит эволюция фотографии. Она теряет какую-то свою функцию, которую она в свое время переняла у изобразительного искусства. Ведь раньше художники, до появления фотографии, что делали? Они ездили по миру, рисовали, и газеты печатали их рисунки. Появилась фотография – эта журналистская ветвь в изобразительном искусстве отмерла вообще. Ну, за исключением художников в американских судах, но это такой вот атавизм. А вот как искусство – живопись, рисунок и теперь фотография остаются. И, соответственно, растет интерес к старой фотографии, коллекционной, винтажной … Аукционные дома Christies, Sotheby’s создали отделы, посвященные исключительно фотографии, а раньше такого не было. Это становится направлением. Спрос на ручную печать, старинные процессы опять же возник: на бромойль, цианотипию, платинотипию…
— Почему люди так реагируют на старые вещи, что это, по-вашему?
— Прошлое всегда людей интересовало. Не зная своего прошлого, не узнаешь будущего. Это всегда интересно — как оно было… А фотография это всегда сплав документа и искусства. Она всегда приближена к объективности больше, чем живопись, слово, рисунок. Хотя тоже можно манипулировать, конечно… Взять, скажем, фотографию сталинских времен – с негативов там вон как выскребали неугодных…На оригинале стоит пять человек – потом одного нет, другого, третьего… Да что далеко ходить, ещё на моей памяти, когда я работал в газете, помню как ретушировали фотографии Горбачёва , убирая его знаменитое родимое пятно…
— Фотография, если ее взять в руки, скажет свой возраст?
— Конечно, во-первых, по интерьеру, по одежде, и другим чисто материальным признакам. Некоторые говорят, что лица меняются… Я не знаю, мне кажется, это надумано. Конечно, меняются внешне люди, но не думаю, что настолько. Скорее меняются прически, макияж, одежда — так, что нам кажется, что и лицо той эпохи другое, не такое, как теперь. Ну, и во-вторых и по самой бумаге, конечно, много можно сказать — ведь со временем менялись технологии изготовления бумаги. Так старые фото отличаются сильной насыщенностью чёрного. Дело в том, что позже стали экономить на всем, уменьшили содержание серебра в эмульсии, дешевле старались делать – ну, и качество ухудшалось. От того старая фотография и хранится лучше, чем современная. Хотя сейчас крупные принтерные фирмы разработали технологии, которые гарантируют музейное хранение, не менее ста лет. Для фото это очень важно, потому что раньше музеи, скажем, вообще не покупали фотографию цветную – она не хранилась. Даже негативы. Вот если есть фотографии 80х годов у вас дома, посмотрите на них, какие они стали? Желто-зеленые, правильно? А сейчас музеи стали покупать цветную фотографию, потому что технологии совершенствуются, и цвет теперь лучше сохраняется.
— То есть сейчас можно коллекционировать цветную фото, а раньше – нельзя было? Ура!
— Да, если использовать новые принтеры. И еще — фотографию стали пластифицировать, может быть, вы видели — фото закатывается в толстый пластик, они сейчас и в интерьерах появились, и все самые дорогие фотографии на аукционах представлены именно таким способом. С одной стороны, эстетический аспект: фотография очень эффектно выглядит в таком виде, а с другой стороны — практический, пластик еще и защищает фотографию лучше всего.
— И как же тогда до нас дошли цветные снимки, есть ведь исторические, известные…
— Хранили цветные негативы, разложенные на триаду — красный, зеленый, голубой. Вот, например, старинные цветные фотографии, в библиотеке Конгресса США, в том числе и российские, хранились именно так.
— А если люди собирают вокруг себя предметы какой-то эпохи… Вы как на это смотрите?
— Я очень люблю всякие такие штучки из прошлого, и с удовольствием все хранил бы. Но, к сожалению, квартирный вопрос, как сказал еще Михаил Афанасьевич Булгаков, испортил нас. То, как мы живем в городском пространстве, подрывает все наши корни. Люди раньше жили как? У них был дом, а еще сарай, а еще чердак… Вот я до семи лет жил в таком доме, в городишке Шуя, недалеко от Иваново… И это было время, когда все вещи хранились и ремонтировались. У нас сейчас вещи не ремонтируются — они выбрасываются. Это совершенно другое отношение к материальному миру, принципиально новое. И сложно сказать, хорошо это или плохо. На 24 метрах, где живут три человека, хранить все просто невозможно — постоянно будешь что-то выбрасывать. Хотя какие-то вещи — это конечно, уже история… Но невозможно хранить историю на ограниченном пространстве – жить негде будет. Только самое памятное, дорогое, остается с нами — вот у Татьяны (писатель Татьяна Щербина, жена ) есть такой чемодан архивный, бабушкин еще, она его хранит бережно. Как-то открыла, перебрала там все — и написала документальный роман. И это еще повезло и нам, и чемодану, что есть антресоль, и там его можно было хранить — а многие люди, конечно, просто все выкидывают… Яркий пример — эти виниловые пластинки, которые сейчас имеют огромнейшую ценность, а все выбрасывали их пачками, когда появились магнитофоны, а теперь снова в моде аналоговый звук и проигрыватели с пластинками. А ведь циклично все. Периодически появляются какие-то вещи, скажем, в женской моде, их можно спокойно надеть и пойти в театр, в какой-нибудь шляпке из бабушкиного сундука, потому что в сезонной коллекции такую же показали. И вот, наверное, тот, у кого есть огромный зАмок, он вообще все это хранит, периодически достает, любуется и приглашает людей посмотреть на старые вещи… А у нас это уже давно на помойке и сгнило под дождем.
— Ну, тут вот интересная есть грань… Говорят, что в любом объеме вещей какая-то часть — все равно хлам. Вот как определить, где раритет, а где правда, лучше на помойку?
— Как отличить Плюшкина от музейного работника? Ну, как… сложно! Вот у меня была соседка по коммуналке, так она собирала все — представляете, ВСЕ в коммуналке! Завалена была у нее комнатка сверху донизу. Хранила всякие ленточки, тряпочки и коробочки, на подоконниках все это лежало, я смотрел на это с ужасом и восторгом. С другой стороны, вот сейчас думаю — все эти коробочки музею упаковки сейчас если отдать… музейные работники будут в эйфории.
— То есть это должно быть совпадение какое-то все-таки, да? Надо знать, для чего собираешь…
— Ну, да. И вот поэтому для меня коллекционеры, которые собирают что-то одно, осмысленно — они достойны уважения и восхищения. Во-первых, они очень целенаправленно что-то делают, это уже похвально. Во-вторых — как же таким людям приятно дарить подарки… потому что не ломаешь голову, что дарить! Вот мне дарят пивные открывалки, например, я их собираю. Был такой период, когда коллекция эта пополнялась только стараньями друзей. Поехал друг за границу, скажем, в Канаду. И поехал в то время, когда вообще поездка туда — это событие…Вы подумайте, сейчас нам начинает казаться нормальным уикенд за границей, ну, взял человек билет, если деньги есть, и полетел… А тогда было — ого-го событие! Ну, и он же не может поехать просто так, он спрашивает: чего тебе привезти? И я говорю: привези открывалку. Удобно, совершенно не напрягает, друг счастлив, я тоже. И вот интересно — уже теперь много бутылок, которые рукой можно открыть, баночное пиво появилось… то есть открывалка переходит куда-то в область искусства, ни больше ни меньше. Вообще, интересную, антикварную вещь, наверное, надо куда-то пристраивать, чтоб не пропала. Я вот бутылку водки именной, на которой написано «Галина Вишневская», с ее юбилея, отнес в музей водки в Угличе. Они так обрадовались! А без музея — это просто бутылка, про которую никто не узнает, разве что выпьют — и все.
— Музей водки?..
— Да. Сейчас много музеев забавных. Вот в Мышкине есть музей мыши — это мой знакомый, кстати, Илья Медовой создавал его, мы одно время вместе работали в «Культуре», у него маленькая коллекция была: все, что касается мышей… И это заработало, на чистом частном энтузиазме. Я давал им какие-то фотографии мышей… А теперь в Мышкине — каких только нет музеев. И музей валенок, и музей лоцманов… И люди идут и едут туда.
— А в Европе старые вещи несут на блошиный рынок…
— Мне кажется, у нас туго с наличием блошиных рынков, особенно когда отъедешь от столицы… зато есть много антикварных магазинчиков, которые как раз продают и принимают примерно то, что в Европе встретишь на рынке блошином. И в маленьких городках именно в такие магазинчики надо заходить за старыми вещами. Фотографии винтажные там стоят вообще копейки… А попадаются очень интересные.
— Коллекция старых вещей означает ли для вас обязательно ностальгию по прошлому, или это другое? Коллекционеров советского антиквариата могут обвинить в том, что они тоскуют по советскому режиму… а ведь очень часто это не так.
— Конечно не так. Тогда коллекционеров-археологов или нумизматов можно обвинить в тоске по рабовладельческому строю или какому-нибудь Карманьонскому периоду! Коллекция — это же вообще не тоска, а радость, которой можно делиться с человечеством совсем без ущерба для себя.
— А вы хотели бы сделать выставку своих (или не только) старых фотографий? Как вы говорили, раньше это было сложно, а теперь? Легче ли сделать выставку такой коллекции теперь? Есть ли у вас это в планах: выставки своего архива?
— Какой же коллекционер, да и фотограф, не хочет показать свою работу людям. Но выставка дело не простое, требует много затрат: это и печать снимков, и их оформление, и издательство каталога. Вопрос всегда упирается в деньги. Может вот Фонд Потанина поможет издать каталог…
Москва, декабрь 2012
ИЗ КОЛЛЕКЦИИ АЛЕКСАНДРА ТЯГНЫ-РЯДНО
