Ежемесячный журнал “Голосъ минувшаго” 1917 года, №3 (март). Выпускался в Москве книгоиздательством “ЗАДРУГА”. Формат: 18х27 см. 206 страниц. Журнал напечатан в Типографии Товарищества Рябушинского дореволюционным (дореформенным) шрифтом. Главный редактор выпуска и автор предисловия С.П.Мельгунов. Номер полностью посвящен воспоминаниям бывшего иеромонаха Илиодора (Сергея Труфанова) о Григории Распутине, получившим название «Святой чорт». Уникальность представленного издания в том, что это первая публикация знаменитых на весь мир записок Илиодора, породивших немало сплетен и мифов о старце. К сожалению, время не пощадило экземпляр, фрагменты корешка и уголки большинства страниц затерты.
Листая журнал, которому без малого 100 лет, да еще с таким “говорящим” названием, немудрено и впрямь услышать отчетливые голоса прошлого. Периодическое издание “Голосъ минувшаго” замысливалось его создателями – Сергеем Мельгуновым и Василием Семевским – как сборник статей по истории и истории литературы либерально-народнического направления. Авторы (в состав редакционной коллегии также входили А.К. Дживелегов и П.Н. Сакулин) стремились сочетать на страницах издания строгую «научность» с занимательностью и доступностью, чтобы заинтересовать максимально широкие круги русской интеллигенции. Именно ее общественным и революционным развитием были озабочены составители журнала. «Голос минувшего» старался быть «беспартийным, как беспартийна сама наука», поэтому в нем наравне с религиозными деятелями публиковались атеисты, рядом с работами идеалистов печатались статьи марксистов, а тексты большевиков мирно уживались с творчеством меньшевиков. К сожалению, название нового издания оказалось пророческим: журнал так и не стал для России “голосом настоящего” и был унесен в прошлое вихрем революции в том же 1917 году, вместе со своими авторами и основателями. Будто сам Распутин отомстил стране и журналу за свое низвержение, убийство и публичное осмеяние. Читать дальше…
Первый номер журнала “подал голос” в 1913 году, и вплоть до 1919 года издание выходило каждый месяц, без сбоев. В числе его авторов значились Е.В. Тарле, А.Ф. Кони, А.А. Кизеветтер, В.Г. Короленко и десятки других философов, культурологов, литераторов и общественных деятелей. Но с 1920-года советская власть стала оказывать на редколлегию сильное давление, журнал начал издаваться нерегулярно, сменил нескольких редакторов, подвергся цензуре и в 1923 году, выпустив всего три номера, был закрыт, а его составители высланы из страны. К этому моменту полное собрание “Голоса минувшего” насчитывало 65 номеров (некоторые из них были сдвоенные и даже строенные). Однако полностью заглушить его оказалось не так просто. Издатели продолжили выпуск журнала за границей: с 1924 года в Берлине в виде непериодических сборников «На чужой стороне» под редакцией С. Мельгунова, а с 1925 года — в Праге, уже под редакцией В. Мякотина. За эти два года в свет вышли 13 номеров. С 1926 года редакция переносится в Париж, а журнал продолжает издаваться под названием «Голос минувшего на чужой стороне» (редакция С. Мельгунова и Т. Полнера).
Заметим, что обложки прежнего и нового изданий остались идентичными. Но это был уже далеко не тот “Голос”, что раздавался в России – от его либерализма не осталось и следа. В эмиграции журнал уделял основное внимание гражданской войне, описывал все ужасы красного террора, публиковал мифические «протоколы чрезвычайки» и т.д. Не удивительно, что в большевистской России издание считают антисоветским, а Малая советская энциклопедия 1930 года называет его “контрреволюционным”. Впрочем, несмотря на появившиеся в “Голосе” политические нотки, в нем все же остается место для исторических и литературных очерков (например, материалов, посвященных вековому юбилею Льва Толстого). Несмотря на востребованность и актуальность издания, во Франции энтузиазм редакторов журнала быстро иссякает – в 1927 и 1928 годах вышло всего по одной книге. В 1929 году “Голос минувшего” умолкает окончательно. За 16 лет существования (с небольшими перерывами) на его страницах было опубликовано свыше 2500 научных статей, рецензий, заметок и исторических романов. Завидная плодотворность! Тем более если учесть, что журнал этот, в отличие от современного псевдонаучного глянца, имел до 500 страниц в каждом номере и не перемежал их гигантскими рекламными вставками.
Впрочем, были у “Голоса минувшего” и довольно серьезные критики. Так, видный украинский историк и политический деятель Михаил Грушевский, до революции регулярно печатавшийся на страницах журнала, к 1917 году стал довольно вольно отзываться о российском издании: “С радикальными российскими кругами я имел возможность встречаться на редакционных летучках «Голоса минувшего», исторического месячника, издаваемого Сергеем Мельгуновым. Был я на таком журфіксі, было много людей, немало интересных, но ничего особенного я там не услышал и никаких интересных знакомств не сделал: слишком оно было случайно и ярмарочно. В редакционном кружке чувствовалось преимущество пораженческих настроений. Журнал старался захватить широкую публику, выезжал на сенсационных мемуарах, на материале беллетристичного характера и благоговел действительной науки как балласта. Мной интересовались больше как человеком оппозиционного направления, а не как украинцем”. Вот такое, прямо скажем, нелестное описание российского журнала знаменитым украинским ученым. Впрочем, многие эксперты склонны считать, что Грушевский был попросту обижен на редакторов “Голоса” за то, что они не проявляли должного интереса к украинским авторам, слишком редко печатали их. Так или иначе, но, несмотря на острую критику, «Голос минувшего» имел высокий научный авторитет в России и за ее пределами, особенно в освещении истории России XVIII-XIX веков.
В том же 1917 году редакции “Голоса минувшего” сильно досталось за отказ первым опубликовать копию разгромной статьи знаменитого анархиста Михаила Бакунина «Исповедь». “Кадетская редакции журнала, не желая видимо компрометировать противника марксистов и доставить, как она воображала, радость ненавистным большевикам, не напечатала этого документа, несмотря на его сенсационность”, – писали критики. Как видим, для одних в “Голосе минувшего” сенсационности было с избытком, другим ее не хватало, поэтому смело отнесем подобные оценки к разряду субъективных.
Современные эксперты отмечают, что главная ценность “Голоса минувшего” — в обнародовании уникальных писем деятелей культуры, документов, мемуаров и воспоминаний. В журнале печатались сатира и эпиграммы Петра Вяземского, афоризмы Козьмы Пруткова, стихи Николая Огарева, Ивана Тургенева, статьи Александра Герцена, Николая Добролюбова, проза Владимира Короленко. В эпистолярном разделе издания были представлены Карамзин, Пушкин, Гоголь, Достоевский, Толстой, Лесков и многие-многие другие. В это трудно поверить, но большинство этих ценнейших текстов до недавнего времени ни разу не переиздавались! Лишь в 2001 году Институтом российской истории РАН был составлен полный каталог статей и заметок всех номеров “Голоса минувшего”. И только в 2012 году питерское издательство “Альфарет” впервые переиздало весь архив журнала. Содержание всех номеров уместилось в 37 томах, переплетенных кожей с золотым тиснением – вполне достойное оформление для задокументированных голосов прошлого. Современный независимый исследователь и историк Юрий Дойков уверен, что все 65 номеров “Голоса минувшего” обязан прочитать каждый, кто стремится постичь русскую историю.
Мы же предлагаем начать постигать отечественную историю с №3 “Голоса минувшего” за 1917 год, представленного в нашей коллекции артефактов. Сразу предупредим, сделать это будет не так просто – оригинал номера отпечатан старорусским дореволюционным шрифтом. Удивляться нечему: реформа русского языка была проведена только в 1918 году, т.е. спустя год после выхода в свет нашего раритета. А в силу некоторой консервативной специфичности “Голоса минувшего”, журнал вплоть до 1920 года не менял дореволюционный шрифт, нисколько не стесняясь петровских “ятей”, “еров” и “ижиц”. Впрочем, к ним довольно быстро привыкаешь.
Редакторы журнала составили его программу, которой старалась охватить 9 основных направлений:
1. Статьи по вопросам русской и всеобщей истории, истории литературы, философии, искусства и археологии.
2. Мемуары, записки, дневники и письма современников (включая видных народовольцев и эсеров, декабристов, крупных общественных деятелей, царских администраторов, писателей, военачальников).
3. Материалы по истории и истории литературы.
4. Историческая беллетристика.
5. Биографии русских и иностранных деятелей.
6. Критика и библиография.
7. Новости русской и иностранной науки.
8. Обзор русских и иностранных журналов.
9. Хроника.
О невероятной популярности “Голоса минувшего” в 1917 году можно судить хотя бы потому, что на него была объявлена подписка – довольно редкое явление в царской России. Так, годовой абонемент с доставкой и пересылкой по стране стоил 23 рубля (за границу – 25 рублей), полугодовой – 12 рублей, на 3 месяца – 6.50 рублей. В отдельной продаже представленный нами номер стоил 2 рубля 50 копеек – огромные деньги, если учесть, что килограмм пшеничной муки в 1917 году стоил 20 копеек, а бутылка молока 8 копеек. Так что учитель начальных классов, получая зарплату около 25 рублей, вряд ли мог позволить отдать десятую часть заработка за “Голос минувшего”.
Оформить подписку на журнал можно было только в Москве по адресу Малая Никитская, 29 – в этом здании располагались склады книгоиздательства “ЗАДРУГА”. “Задруга” в переводе с сербского – большая дружная патриархальная семья, живущая общим домом и хозяйством. Именно такой – в духе народно-социалистической идеологии – и задумывал “ЗАДРУГУ” ее основатель Сергей Мельгунов. Он создал ее в декабре 1911 года; это было первое в стране кооперативное издательство. Реклама некоторых изданий “ЗАДРУГИ” приведена на страницах нашего раритета. За 12 лет работы издательство успело выпустить более 500 книг и журналов с тиражом более чем в 10 миллионов экземпляров. Но большевики терпели “ЗАДРУГУ” недолго, закрыли почти в самом начале НЭПА – в 1922 году. И не за форму собственности, а по идеологическим причинам. Начиная с 1918 года “ЗАДРУГА”, наряду с издательствами “Атеист”, “Голос труда”, Техолуц”, “Книга”, “Наш путь”, “Народ”, “Суриковский кружок” и “Былое” относилась к числу инопартийных (читай – антикоммунистических). В открытых архивах сохранился Отчет чрезвычайного собрания членов Товарищества «ЗАДРУГА» в день его десятилетнего юбилея – 25 декабря 1921 года. Повестка собрания была весьма печальной – предстоящее закрытие издательства. Приведем небольшие выдержки из прощальной речи основателя “ЗАДРУГИ” Сергея Мельгунова: «Мы больше всего ценили свою редакционную самостоятельность – здесь не могли быть допущены никакие компромиссы, мы предпочитали идти на полное самоуничтожение, нежели быть каким-то придатком правительственной печати. Десять лет «ЗАДРУГИ» нельзя вычеркнуть из общественной жизни России, нельзя вычеркнуть ее значения в последний период: на темном небосклоне даже маленькие звезды горят ярко. Не так еще ясны перспективы будущего, чтобы спешить подводить итоги прошлого».
Мельгунов ошибался. Перспективы будущего “ЗАДРУГИ” в 1921 году уже были ясно очерчены. Не прошло и года, как была насильственно прервана деятельность “одного из немногих уцелевших еще в России культурных начинаний, аполитичного по существу” – так тогда писали зарубежные газеты. На “загнивающем Западе” считали, что существование подобных организаций в советской России хоть немного скрашивает зловещий темный фон большевистского культурного бытия. Однако независимое либеральное издательство было своего рода нонсенсом в удушающей атмосфере нарастающего коммунистического бытия. Как ни осторожны были действия руководителей «ЗАДРУГИ», постепенно, начиная с 1919 года, советская власть методично разрушала это товарищество – отняли типографию, бумагу, право распространения книг, начали даже отнимать якобы опасные рукописи. На исходе своей первой пятилетки руководство коммунистической страны окончательно расправилось с первым кооперативным издательством.
Заметим, что издательство “ЗАДРУГА” для печати журнала “Голос минувшего” пользовалось услугами “Товарищества на паях типографии Рябушинскинских”. Оно родилось из типографии и редакции “Утро России”, основанных потомственным банкиром, старообрядцем Павлом Павловичем Рябушинским. Считается, что создание типографии стало ответом Рябушинского и его единомышленников (сторонников конституционного либерализма, поддерживающих деловую буржуазию) на закрытие 3 июля 1907 Второй Государственной Думы. В течение месяца после этого события Рябушинский приобрел участок на Страстном бульваре и без промедления заказал проект здания у архитектора Франца Шехтеля. Особняк этот (красивое изящное здание в стиле модерн по адресу Большой Путинковский переулок, д. 5) был окончательно достроен только в 1910 году, но первые номера “Утра России” (печатный рупор партии “октябристов” и фракции «прогрессистов» в III Государственной Думе) увидели свет еще в 1908-ом. В короткий срок газета стала самым читаемым периодическим изданием в стране. К 1913 году ее тираж достиг 100 000 экземпляров. До этого времени Рябушинский содержал типографию за свой счет, но с 1913 года она перестает быть частным предприятием и преобразуется в “Товарищество на паях типографии Рябушинскинских”. На ее станках и был отпечатан наш “Голос минувшего”.
В 1918-1920 годы в рамках ленинского плана монументальной пропаганды на типографии Рябушинских появились барельефы, один из которых сохранился до сих пор. На нем изображены заводские трубы и рабочий, толкающий колесо. Тогда же появилась и знаменитая надпись, которая гласит: «Вся наша надежда покоится на тех людях, которые сами себя кормят». К этому времени Павел Рябушинский уже заболел туберкулезом, эмигрировал во Францию, где и скончался в 1924 году. В 1930-х годах на последнем этаже здания, там, где находилась уже упомянутая надпись, пробили окна, а сам этаж был надстроен, что нарушило первоначальные пропорции и формы. В 1990-е особняк переделали в казино. В 2000 году при реконструкции была сделана попытка восстановить оригинальный фасад: сломали позднюю надстройку над редакционным корпусом, заложили окна в аттике и восстановили логотип.
Но вернемся в редакцию “Голоса минувшего”. Она располагалась в Москве в Гранатном переулке, в 31-ой квартире дома №2. По вторникам с 15 до 17 часов в редакции был открыт прием по делам. В год выхода представленного нами журнала этот прием наверняка вел Сергей Мельгунов, потому как его коллега и сооснователь “Голоса” Василий Иванович Семевский скончался за год до публикации мартовского номера – в 1916 году. Однако не сказать о нем нельзя – Семевский был родоначальником историографии русского освободительного движения ХIХ века, первым русским историком, обратившимся к изучению крестьянских восстаний, взглядов декабристов и петрашевцев. Именно он в 1906 году создал Трудовую народно-социалистическую партию («трудовики», «энесы»). В 1880—1890 годы его труды печатались в журналах «Русская старина», «Отечественные записки», «Устои», «Русская мысль», «Вестник Европы», «Русские ведомости», «Историческое обозрение».
Василий Иванович был активным участником многочисленных обществ петербургской интеллигенции: Общества любителей российской словесности, Вольного экономического общества, Литературного фонда. С 1905 года Семевский идеологически примкнул к либерально-народническому «Русскому богатству», много печатался в «Былом» и «Минувших годах» — журналах, специализировавшихся на истории освободительного движения. С наступлением новой реакции эти издания были закрыты правительством. В 1913 году Василий Иванович, наконец, сумел воплотить свою мечту о создании собственного исторического журнала. Таковым и становится ежемесячник «Голос минувшего», который Семевский издавал вместе с Мельгуновым. К сожалению, Василию Ивановичу удалось в нем поработать немногим более двух с половиной лет — осенью 1916 года он скоропостижно скончался. Похоронен Василий Семевский в Петрограде на Литераторских мостках Волковского кладбища. Журнал «Голос минувшего» в октябрьском номере 1916 года перепечатал все отклики на смерть своего основателя.
Автором двух некрологов о Василии Семевском был его коллега – потомственный дворянин, гениальный историк, публицист, политический и общественный деятель Сергей Мельгунов. Это был чрезвычайно интересный и неординарный человек. Сам о себе он скромно говорил: “Я – только летописец, собирающий достоверный фактический материал для будущего историка, способного сложить из этих фактов, как мозаику, картину целой эпохи”. Однако не будем останавливаться на научной и преподавательской деятельности Сергея Петровича – нас интересует Мельгунов как публицист и политический деятель.
Он резко отрицательно отнесся к Октябрьской революции. Настолько резко, что в 1918 году стал участником сразу двух антибольшевистских организаций – «Союз Возрождения России» и «Тактический центр». Сергей Петрович открыто призывал русскую интеллигенцию объединиться против большевиков: «У нас когда-то был один общий враг. И теперь вновь он только один. Для борьбы с ним в данный момент должны объединиться все интеллигентные демократические силы». Эта борьба стала главной целью в жизни Мельгунова. Он вел ее всеми доступными способами: энергично, бескомпромиссно, до последнего дня. Возможно, именно поэтому мы не найдем его имени в энциклопедии «Отечественная история» даже за 2000 год. Ради борьбы с большевиками он вступил в сотрудничество с подпольными монархическими офицерскими организациями и поддержал создание Добровольческой армии. Неудивительно, что с 1918 года и вплоть до высылки в 1922 году его неоднократно арестовывали органы ВЧК. После покушения на Ленина в ночь на 1 сентября 1918 года начались массовые аресты. В числе прочих был задержан и Сергей Петрович, его лично допрашивал Феликс Дзержинский. Всего Мельгунов перенес 23 обыска, 5 арестов, 6 месяцев подполья, скрываясь от чекистов. По делу «Тактического центра» в 1920 году он был приговорен к смертной казни. Приговор заменили 10 годами тюремного заключения. Освободили Сергея Петровича в 1921 году под давлением научной общественности. Мельгунов оказался на свободе, но его тут же выслали из страны – в 1922 году он против своей воли навсегда покинул Россию.
Будучи в эмиграции, Сергей Мельгунов заявил в печати, что вооруженная борьба — это единственное средство свержения власти большевиков. Он полагал необходимым создание единого антикоммунистического фронта всего политического спектра русской эмиграции. Осенью 1923 года газеты сообщили, что историк Мельгунов готовит книгу о развязанном в России большевиками терроре якобы в ответ на «белый террор» буржуазии. Монография «Красный террор в России» впервые была опубликована в Германии в конце 1923 года. Ее выход обошелся автору в «шесть недель бессонницы и официальное лишение российского гражданства». Уже в 1924 году книга была переиздана 2-м изданием, в 1975 и 1985 годах вышла в Нью-Йорке третьим и четвертым изданиями. В 1990 году «Красный террор в России» был впервые издан в СССР. Основной вопрос, поставленный историком в книге: является ли красный террор явлением классового характера, или же он направлен против всех людей, которых большевики могут объявить «врагами Советской власти»?
Слова Сергея Павловича не расходились с делом: мало кто знает, что в 1928-29 годах в Париже по руководством Мельгунова и генерала Кутепова был разработан план убийства ни кого-нибудь, а самого Сталина! Причем этот план имел большие шансы на успех. Однако в январе 1930 года агенты иностранного отдела ОГПУ схватили Кутепова и нелегально вывезли в Москву, после чего от затеи пришлось отказаться. В годы Второй Мировой войны вынужденного невозвращенца Мельгунова в СССР обвиняли в пособничестве фашистам, однако достоверно известно, что Сергей Петрович решительно отверг любую форму сотрудничества с нацистской Германией. В послевоенные годы он выступал против просоветских настроений в эмиграции, утверждал, что «Сталину нельзя верить», «надежда на мирную эволюцию большевистской власти, на мирное сожительство с красным самодержавием утопия».
О личности Сергея Петровича современники писали следующее: “В свой личной жизни к удобствам, к комфорту был безразличен, а в вопросах повседневных жизненных мелочей – просто беспомощен: мог заблудиться в метро или забыть пообедать. Для своих личных потребностей он не считал возможным пошевелить даже пальцем. Жил он далеко за городом в маленькой квартире, очень скромно обставленной. Но обстановку определить сразу было трудно: видны были только книги, журналы и стопки с газетами всех времен и направлений. В этой квартире С.П. и скончался…» Он умер в мае 1956 года от рака легких, пережив своего ровесника Сталина и дождавшись “секретной” речи Хрущева о разоблачениях сталинских преступлений. А спустя 30 лет на родине историка стали открыто говорить и писать о красном терроре. В 1992 году Сергея Петровича Мельгунова реабилитировали.
Именно Мельгунов является автором довольно содержательного предисловия к третьему номеру “Голоса минувшего” за 1917 год, представленному в нашей коллекции. Выпуск получился довольно нестандартным, поскольку полностью посвящен одной единственной теме – воспоминаниям бывшего иеромонаха Илиодора (Сергея Труфанова) о Григории Распутине. Это самая первая публикация знаменитой книги “Святой чорт” (многократно переиздавалась в советское и постсоветской время). Заметим, что воспоминания эти были обнародованы лишь спустя год после загадочного убийства старца в 1916 году. Труфанов и Распутин действительно были тесно знакомы, даже дружили. Однако историки во все времена сомневались в достоверности большинства заметок расстриженного иеромонаха. Их скепсис вполне понятен: дело в том, что личность самого Илиодора странна, противоречива и загадочна немногим меньше, чем Гришки Новых. Не случайно этого потомка донских казаков называют самой зловещей фигурой правого движения начала XX века. Мы не станем приводить всю необычайно богатую на события биографию Сергея Михайловича Труфанова, остановимся лишь на самых ярких эпизодах, которые позволят составить объективное представление об этом непростом человеке.
1. На монастырском подворье Святодуховского монастыря в Царицине, где служил Илиодор, иногда собиралось до 5 тысяч человек, которых он агитировал против евреев, инородцев и интеллигенции. Труфанов обращался с пламенными речами к верующим, клеймил государственные порядки, чиновников, судей, интеллигенцию, себя же именовал “верноподданным работником-миссионером”. Благодаря демагогии и популистским лозунгам, выступления Илиодора приобрели необычайную известность. Говорили, что он занимался исцелением больных, изгнанием бесов из кликуш и припадочных, что создавало ему ореол святого чудотворца.
2. Опасаясь дурного влияния проповедей иеромонаха на верующих, церковные власти приняли решение перевести его в Тульскую губернию. Однако Илиодор заявил об отказе покинуть Царицын и объявил голодовку. После этого его паства начала угрожать: заявляли о намерении погибнуть голодной смертью за своего пастыря. Жандармский ротмистр писал в рапорте: “Я видел слезы у старых жандармов, казаков, городовых и других далеко не слезливых людей. Эта тысячная рыдающая толпа, готовая за своего пастыря о. Илиодора идти, что называется, в огонь и в воду, положить голову на рельсы, заморить себя голодом, производит крайне жуткое, необъяснимое впечатление… От такой ненормальной толпы народа можно было ждать всяких неожиданностей…” Под давлением общественности Синод отменил решение о переводе Илиодора.
3. Невероятным скандалом обернулось паломничество Илиодора в Саров в 1911 году на праздник перенесения мощей Святого Серафима Саровского, задуманное им с целью “спасения православной веры, самодержавия и простого русского народа”. Илиодор отправился туда со своими приверженцами, которых собралось до тысячи человек. По дороге они учиняли скандалы, бесчинства, избивали прохожих (особенно досталось представителям интеллигенции).
4. За многочисленные беспорядки Синод наложил на Илиодора послушание: он был сослан во Флорищеву пустынь на десять месяцев, чтение проповедей ему было запрещено. Наказание его не усмирило. Потеряв возможность церковной карьеры, он написал Синоду о своем отречении от православной церкви: “Жалко было расставаться со старым Богом, в которого я искренне верил, горячо-горячо и самоотверженно ему служил. Теперь у меня новый Бог, не ваш… Я отрекаюсь от вашего Бога. Отрекаюсь от вашей веры. Отрекаюсь от вас как от архиереев.” В ответ Илиодор по постановлению Синода был расстрижен и освобождён из монастыря. После этого он попытался создать новый культ – “Солнца и Разума”, основал в станице Мариинской (область Войска Донского) общину “Новая Галилея”, стал именовать себя патриархом.
5. В 1914 году началось следствие по делу о покушении илиодоровки Феоны Гусевой на Григория Распутина. Об организации иеромонахом этого покушения сообщила газета “День”. Илиодор свою причастность к делу отрицал, но полностью его одобрил. Боясь судебного преследования, он бежал, переодевшись в женское платье, сначала в Петербург, затем через Финляндию и Швецию в Норвегию, после в США. После этого большая часть поклонников от него отшатнулась. О том, как жил Труфанов за границей можно судить по телеграмме архиепископа Алеутского и Северо-Американского Евдокима в адрес Святейшего Синода: “Иллиодор в Нью-Йорке. Продает жидам за 50 000 гнусную книгу о Царской Семье. Требуются деньги для спасения чести России”.
6. После Октябрьской революции Труфанов неожиданно предлагает свои услуги большевикам. Он даже написал письмо Ленину, в котором поклялся, что давно вышел “из рядов попов-мракобесов” и мечтает вместе с большевиками осуществить церковную революцию. Примечательно, что документ сей Труфанов подписал так: брат-товарищ-гражданин, патриарх Илиодор. Доподлинно не известно, дошло ли письмо до Ленина. Но раз уж мы упомянули вождя мирового пролетариата, будет интересно привести характеристику писателя Е.Н. Чирикова, которую он дал в начале 1920-х годов Илиодору: “Теперь, вспоминая эту своеобразную фигуру монаха-революционера, я часто думаю: “Какой яркий предвестник будущего Ленина! Предтеча нашего большевизма в монашеской рясе!” Оба авантюристы, фантазеры, фанатики, честолюбцы и властолюбцы, только один удачник, а другой неудачник…”
Нельзя не упомянуть и о тесной связи Распутина с Илиодором. Они познакомились в 1903 году, когда будущий всемогущий старец только появился на петербургском горизонте и еще не был взят под покровительство императорской семьи. «Великий пророк, прозорливый муж, чудотворец и подвижник по имени Григорий» – так в то время характеризовали Распутина. Восемь лет длилась дружба Илиодора с тобольским мужиком, их отношения были настолько близки, что иеромонах ездил с Распутиным на родину последнего, где «великий пророк» посвятил иеромонаха во все свои тайны. В книге “Святой чорт” Илиодор потом опишет эти секреты: и про связи Распутина с «царями», и про его распутство с женщинами, и про несдержанный ко всему аппетит. Но это будет потом. А пока Илиодор вдоволь пользуется покровительством старца. Именно по благословению Распутина он основал в Царицыне мужской Свято-Духов монастырь, именно старец помогал ему выходить сухим из многочисленных конфликтов с Синодом, именно тобольский мужик в марте 1911 года навестил опального иеромонаха во Флорищевой пустыни. В проповеди, посвященной этому событию, Илиодор неустанно подчеркивал: “Наш брат во Христе Григорий Ефимович, великий человек…” И в том же 1911 году Илиодор «прозрел», заявив, что Распутин «не кто иной, как диавол»: “Несмотря на то, что он, Распутин, трижды обещал мне скорый епископский сан и бриллиантовую панагию, изобличаю его”.
Впрочем, изобличать старца Илиодор начал именно тогда, когда, преувеличивая свои силы, вообразил себя столь крупной величиной, что может вступить в борьбу с Распутиным. Стяжав себе громкую известность погромно-патриотическими выступлениями в Саратове и Царицыне, Илиодор, достигнув вершины своей славы, попал наконец в придворные сферы. Но у царского трона к этому времени уже нераздельно властвовал Григорий Распутин. Отсюда, вероятно, и возникла борьба. И, какими бы мотивами ни прикрывался Илиодор, совершенно ясно, что именно желание свергнуть могущественного соперника и самому занять его место было основным мотивом выступления Илиодора против Распутина. 16 декабря 1911 года вместе с епископом Гермогеном он публично “обличил” старца, требовал, чтобы тот перестал посещать царский дом и прекратил разврат с женщинами. Распутина даже заставили поклясться в этом перед иконой. Последствием этого «обличения» была высылка Илиодора и Гермогена из Петербурга.
Илиодор пытался свергнуть могущественного Распутина при жизни, а после гибели последнего, также продолжал порочить его имя. В марте 1917 года в представленном нами журнале “Голос минувшего” вышла книга Труфанова «Святой Чорт». Расстриженный сановник заявил, что написав сию книгу, он сотворил подвиг, поскольку “сумел смелою рукою, рукою честною и правдивою, сорвать ангельскую одежду с дьявола”. Бывший член президиума Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства (ЧСК) А.Ф. Романов вспоминал в начале 1920-х годов, что книга Труфанова о Распутине при документальной проверке оказалась наполненной вымыслом: множество телеграмм и писем (в том числе, оригиналы личных писем императрицы Александры Федоровны к Распутину), приводившихся Труфановым в тексте, никогда в действительности посылаемы не были. Заведующий следственной частью той же ЧСК Г.П. Гирчич позднее отметил, что в сочинении Илиодора были помещены вдобавок к апокрифическим телеграммам и разные басни.
По всей видимости, догадывался об этом и Сергей Мельгунов, взявшийся написать предисловие к публикуемым воспоминаниям Илиодора. Будучи мудрейшим и образованнейшим человеком, Сергей Петрович просто счел необходимым предупредить падкого на сенсации читателя, что к некоторым заметкам “патриарха Труфанова” нужно относиться как минимум с недоверием. Приведем важные, на наш взгляд, выдержки из этого предисловия: “Американский журнал “The Metropolitan”, купивший для печати воспоминания Илиодора и неосведомленный, вероятно, о его литературных спекуляциях, отказался печатать рукопись, найдя, что “сенсационные разоблачения Илиодора носят слишком голословный характер”. Илиодор объяснял отказ интригой русского правительства. В записках Илиодора действительно многое носит характер совершенно голословных обвинений: – печатая ниже записки, мы считали себя обязанными устранить эту фантастику. Тон записок Илиодора производит нехорошее впечатление: дело не в запальчивости и естественном возмущении, хотя и запоздалом для автора, а в том явном стремлении обелить себя, представить себя каким-то наивным простачком, у которого упала вдруг пелена с глаз. Во избежание недоразумений и упреков, мы считаем своим долгом дать это предуведомление, прежде чем читатель приступит к ознакомлению с воспоминаниями Илиодора. Мы их печатаем с сокращением, отчасти устраняя некоторые действительно фантастические утверждения Илиодора, отчасти избегая тех скабрезных деталей, которые любит Илиодор в описании того, как Распутин на практике осуществлял свою идею “изгнания блудного беса”. Мы знаем, что в его воспоминаниях, тем не менее, осталось многое из того, что в сущности впервые появляется на страницах нашего журнала и, вероятно, никогда больше не появится. Но ведь Распутин, если и не сам лично, – явление действительно исключительное, показывающее, до какого разложения дошли правившие в России круги. Записки Илиодора не объясняют нам причин влияния Распутина. В одной из ближайших книг “Голоса Минувшего”, на основании уже опубликованных данных, а также и тех новых материалов, которые имеются в нашем распоряжении, мы постараемся дать статью более или менее объясняющую то психопатологическое явление, какое представляли собой Распутин.
К сожалению, у редакции “Голоса минувшего” так и не дошли руки до анализа феномена Григория Распутина. И можно ли ее за это осуждать – ведь на дворе стоял 1917 год. Почивший старец перестал быть интересен, равно как и сам журнал, обращенный в прошлое, частью которого внезапно стал и сам.
