Граждане особого назначения

Нарукавная повязка, значки и два удостоверения члена добровольной народной дружины (ДНД) по охране общественного порядка.  Удостоверения в твердом переплете, отпечатаны на типографском бланке, номерные. Печати размыты, однако фотографии и фамилии владельцев хорошо различимы. Повязка, по всей видимости,  много использовалась, так что оригинальные белые тесёмки со временем были заменены на более прочные коричневые шнурки от ботинок.  Все артефакты оригинальные, датируются 1960-1970-ми годами прошлого века.

Суть работы советского дружинника неплохо знакома даже тем, кто родился уже после того, как в конце 80-х годов XX века движение народных дружин перестало быть массовым и постепенно исчезло вовсе. Пришедшие на смену дворникам начала XX века в их функции охраны общественного порядка, вооруженные лишь милицейским свистком и нередко служившие объектом иронии и даже насмешки, народные дружинники  – наряду с пионерами, горнами и портретами генсеков на улицах – остались  одним из самых узнаваемых образов СССР. Режиссеры советских фильмов частенько обращались к этому образу, порой довольно противоречивому: достаточно сравнить жулика- Бывалого с красной повязкой на руке в “Операции “Ы” или сознательную общественницу Надю Клюеву из фильма «Самая обаятельная и привлекательная».

Кадр из фильма “Операция “Ы” (1965 год)

Героини фильма “Самая обаятельная и привлекательная”

Белан В.А. Эскиз к картине “Дружина”, 1960 год. Из коллекции “Маленьких историй”.

Впрочем, эта противоречивость была вполне объяснимой. Отношение к дружинникам в обществе было, мягко говоря, неоднозначным. С одной стороны, мелкие нарушения порядка (сквернословие, прогулы, выпивка, курение в запрещенных местах и т.д.) были настолько распространены в обществе, что борьба с ними для простого человека означала, по сути, необходимость делать замечания своим друзьям, соседям и коллегам по работе.  Тем более, что на следующий день вчерашний дружинник возвращался к обычной жизни и сам превращался в потенциального “нарушителя”. С другой стороны, в стране, где к 1950-м годам более 4 млн человек побывали в местах лишения свободы, существовал устойчивый стереотип, что работать “на власть” не вполне пристойно. Любопытно, что наиболее ярко этот стереотип был развит в рабочей среде (где был наибольший процент бывших заключенных), а также среди интеллигенции.

При этом следует признать, что польза от дружинников была  достаточно заметной – особенно в праздничные дни, когда в местах массового скопления граждан то тут, то там вспыхивали пьяные потасовки. В свете этой “миротворческой” функции добровольных народных дружин (ДНД) женщины в целом были более лояльны к дружинникам и сами более охотно шли на дежурства, в то время как многие молодые люди под любым предлогом старались “откосить” от этой обязанности, считая, что ходить с красной повязкой на руке “западло”.  В связи с этим, за исключением комсомольских отрядов,  народные дружины, как правило, формировались из людей достаточно зрелого возраста, нередко из числа мастеров или начальников цехов расположенных в городе крупных предприятий. Эти люди уже обладали определенным “весом”  в обществе, так что им, при необходимости, было легче найти общий язык с нарушителем, не прибегая к силе или милицейскому свистку – единственному “оружию” народных дружинников.

Данные о том, когда именно в нашей стране появились первые добровольные народные дружины, очень разнятся.  И хотя постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР «Об участии трудящихся в охране общественного порядка» было опубликовано 2 марта 1959 года, считать именно эту дату днем рождения народных патрулей было бы не совсем справедливо. Известно, например, что еще 17 марта 1954 года, т.е. за 5 лет до исторического постановления, 11 юношей и 6 девушек — комсомольцев Куйбышевского авиационного завода – вышли патрулировать улицы своего района с красными повязками на рукавах. А в 1958 году десятки отрядов ДНД были сформированы коллективами ленинградских предприятий. И подобные сообщения регулярно попадаются в старых советских газетах, начиная с самого 1917 года. Да что там! Еще в 1905 году глава РСДРП Владимир Ильич Ленин, обращаясь к рабочим и крестьянам, рекомендовал им запасаться оружием и создавать дружины: «Пусть вооружится весь народ, пусть дадут ружье каждому рабочему, чтобы сам народ, а не кучка грабителей, решал свою судьбу…» 

Но, разумеется, не «вождь мирового пролетариата» стал родоначальником отечественных народных дружин.  Первыми и, пожалуй, наиболее важными помощниками полицейских на местах во все времена были дворники.  Будучи людьми незнатными, они, тем не менее, обладали определёнными полномочиями – правда, строго в своём собственном дворе, и при необходимости могли вытолкать взашей нарушителя порядка, а если дело доходило до чего-то более серьезного – то и позвать на помощь городового.  И в дореволюционной России, и в советское время для более эффективного выполнения дворниками своей  “правоохранительной” функции их снабжали “спецсредством” – милицейским свистком.  Однако инициатива и полномочия дворников ограничивались территорией вверенного им двора, а потому помощь от них полиции была минимальной.  В 80-е годы XIX века в Москве были созданы первые добровольные дружины. Их функции были более широкими – усмирять народ «при проездах Высочайших Особ».  Такие дружинники обеспечивали порядок во время проведения государственных торжеств: коронаций императоров Александра III (15 мая 1883 года) и Николая II (14 мая 1896 года), празднования 300-летия Дома Романовых (21 февраля 1913 года) и т.д. В дни празднеств численность патрульных из народа в Российской Империи достигала от 40 до 80 тысяч человек. Как утверждается в архивной справке, именно из этого движения выросли многие, если не все дореволюционные патриотические организации страны. В мае 1912 года московский градоначальник генерал А.А.Адрианов писал сенатору Степану Белецкому: «Добровольная народная охрана является давно сложившимся и традиционно выступающим в Москве во время пребывания ИХ ИМПЕРАТОРСКИХ ВЕЛИЧЕСТВ институтом, с одной стороны дающим возможность организовать благонадежных лиц и ими заполнить пути проезда, с другой стороны, создать массу, более дисциплинированную и поддающуюся учету, чем уличная толпа». 

Дружинниками с определенной натяжкой можно считать и патрулировавшие российские города в начале XX века добровольные казачьи отряды. При этом, в отличие от “штатских” дружинников, казаки были вооружены и имели при себе прообраз будущего удостоверения дружинника – так называемый “особый билет”. Его они обязаны были хранить бережно, а при утрате   сообщать в участок –  чтобы документом не могли воспользоваться «злонамеренные лица».
В 1913 году в полицейские участки впервые была направлена «Инструкция для организации народной дружины» по образу и подобию «гражданской милиции» США и «гражданских полицейских» в Британии. В Англии, кстати, с середины XVII века и по сей день действуют народные дружины, которые наделены уникальным правом “гражданского ареста”. Этот документ впервые определил основные принципы добровольности вступления в ряды дружины и строгой ее подчиненности органам государственной власти. Особенно радует пункт, обязующий каждого члена охраны «быть вполне корректным и деликатным в отношении публики». Кстати, сам 1913 год не оставил какого-то особенного следа в криминальной истории России. Самым резонансным преступлением, случившимся в год 300-летия Дома Романовых, стал вопиющий акт вандализма в Третьяковской галерее, когда сильно пострадала знаменитая картина Ильи Репина «Иван Грозный и сын его Иван». Это произошло 16 января: 29-летний мужчина по фамилии Балашов пришел в музей и с криком «Довольно крови!» стал резать полотно ножом. Вандала задержали и принудительно поместили в психиатрическую клинику, а на последующее восстановление картины ушло полгода.

Пришедшие к власти в 1917 году большевики, разумеется, отвергли на корню все прежние требования о “корректности и деликатности”  народных дружин. Теперь они должны были выполнять функции боевого отряда партии – со всеми вытекающими последствиями. Яркий пример: бойцы Верх-Исетского отряда под командованием Петра Ермакова, выследив в притоне банду некоего Витьки Карманного, не стали церемониться и просто забросали бандитов гранатами.  Впрочем, столь суровые меры пролетарскими дружинниками принимались не только в отношении бандитов.   В Москве и Санкт-Петербурге, а также тысячах других городах России “красные патрули” беспощадно отлавливали и тут же расстреливали на месте  представителей  “социально чуждых классов”: дворян, священников, офицеров царской армии.  Это делало дружинников более похожими на воинские части – не случайно в начале 20-х годов патрульные отряды были преобразованы в ЧОН – части особого назначения. Чоновцы состояли на учете в милиции и периодически призывались для прохождения учебных сборов, а когда требовали обстоятельства – участвовали в боевых операциях по борьбе с контрреволюцией и преступностью. Кроме того, части особого назначения охраняли важные государственные, хозяйственные и военные объекты, сопровождали продовольственные грузы. Дружинники тех времен вообще мало чем отличались от красных комиссаров – они так же носили оружие, имели право задерживать преступников, а иногда даже действовать «по законам военного времени». В разных регионах страны в 1918-1922 годах эти отряды назывались по-разному: в Петрограде – Комиссия общественной помощи милиции (КОМП), в Сибири – Дружина содействия милиции (ДСМ), в некоторых губерниях функции дружинников выполняли продотрядовцы.  Именно в эти годы у ЧОНовцев появилась отличительная особенность – красная повязка на рукаве.  Эта повязка вплоть до наших дней так и останется главным отличительным атрибутом дружинника.

Создание добровольных отрядов дружинников не обошло и сельские районы.  В марте 1924 года в НКВД был принят декрет «О сельских исполнителях», который устанавливал права и обязанности помощников милиции в деревенской местности. Исполнителей назначали сельсоветы из числа местных жителей в порядке очереди на срок до двух месяцев. Сельские дружинники наблюдали за порядком на ярмарках и базарах, за санитарным состоянием деревень и исправностью дорог, охраняли места происшествия до прибытия сотрудников милиции, следили за появлением в селе уголовных элементов, подозрительных лиц и дезертиров, пресекали хранение и сбыт самогона, не допускали расхищение урожая. Для деревенских патрульных в 1926 году даже был утвержден свой нагрудный знак, который по своему витиеватому дизайну немного напоминал царские нагрудные жетоны. На селе исполнители, а в городах сторожа и дворники все чаще становились добровольными помощниками милиции. Один из самых известных случаев принудительного привлечения населения к содействию правоохранительным органам был зафиксирован в 1926 году. Тогда начальник милиции Ленинграда подписал приказ № 120, в соответствии с которым на промышленных предприятиях и учреждениях должны были создаваться комиссии общественного порядка (КОП). Спустя год в городе на Неве действовали уже 240 комиссий, объединявших 2300 активистов.

К концу 20–х годов революционные вооруженные отряды рабочих были окончательно распущены. В городах, где жизнь понемногу вошла в мирное русло, для привлечения граждан к охране порядка, их правового воспитания по образцу самой массовой в те годы общественной организации – ОСАВИАХИМа – было создано общество содействия милиции (ОСОДМИЛ). Формально членство в нем считалось добровольным, но, как и любая общественная организация того времени, ОСОДМИЛ находился под неусыпным контролем государства, которое, мягко говоря, не поощряло отказ от помощи милиции. Так что на рубеже 30-х годов общее число ячеек ОСОДМИЛа только в РСФСР достигло 2,5 тысяч. Польза от патрульных ОСОДМИЛа была немалая. В некоторых районах более половины лиц, задержанных за хулиганство, приходилось на долю бесстрашных помощников милиции. Только за шесть месяцев 1932 года уральскими осодмильцами было раскрыто 22 убийства, 38 краж, обнаружено 349 стволов огнестрельного оружия.  Кстати,  именно осодмильцам приписывают раскрытие  резонансного убийства Павлика Морозова и его младшего брата Федора (о последнем советские газеты почему-то упоминали крайне редко). По официальной версии, за раскрытие преступления активно взялся осодмилец Иван Потупчик, двоюродный брат Павла. Взяв в помощь трех сельских исполнителей, он отправился к дому Морозовых. Сначала дед погибших ребят Сергей Морозов и их дядя Данилка отрицали свою причастность к преступлению. Однако на втором допросе Данилка признался, что убил Пашу и Федю, но, выгораживая деда, соучастником назвал невиновного батрака Ефрема Шатракова. И все же Потупчик сумел установить истину. Осодмилец провел допросы и очные ставки, установил алиби Шатракова. К приезду сотрудников ОГПУ у него уже имелся полный материал предварительного следствия.

В 1938 году ОСОДМИЛ был преобразован в БРИГАДМИЛ — бригады содействия милиции. Эти формирования создавались, как правило, по территориальному признаку и работали под непосредственным руководством сотрудников милиции. В бригады принимались граждане, достигшие 18 лет, по рекомендации партийных, комсомольских, профсоюзных, других общественных организаций. В 1940 году в составе БРИГАДМИЛа насчитывалось более 400 тысяч человек. В ряде тыловых районов СССР организация действовала и во время войны. Кстати, дежурство на крышах домов в блокадном Ленинграде для ликвидации зажигательных бомб организовывали именно члены БРИГАДМИЛа. Позже личный состав бригад содействия милиции использовался для комплектования пожарных и санитарных дружин, аварийно-восстановительных отрядов. В 1941 году они были преобразованы в Группы охраны общественного порядка (ГООП), которые помимо поддержания порядка занимались борьбой со шпионами и диверсантами. Просуществовали ГООПы до 6 апреля 1945 года, после чего были реорганизованы и в упрощенном виде просуществовали до конца 50-х годов.

И всё же для большей части россиян слово «дружинник» в первую очередь относится к 1960-1980-м годам СССР. Создание ДНД велось по уже хорошо проверенной схеме “народного почина” – то есть создавалась видимость добровольного создания этой организации по инициативе самих трудящихся. Первыми выступили, разумеется, рабочие “колыбели революции” – города Ленинграда. В 1955-1957 году на ряде здешних крупных предприятий (Кировский завод, завод “Русский Дизель”, Невский машиностроительный и Ижорский заводы и т.д.) появились первые добровольные народные дружины по охране общественного порядка, а на следующий год почин подхватили трудовые коллективы во всех регионах СССР. Вскоре профсоюзные и партийные организации по всей стране также высказали свою поддержку “инициативе масс”, и 2 марта 1959 года ЦК КПСС окончательно узаконивает новую общественную организацию постановлением «Об участии трудящихся в охране общественного порядка в стране».  В отличие от БРИГАДМИЛов, добровольные народные дружины строились не по территориальному, а по производственному признаку. Формально внутренняя жизнь ДНД зиждилась на самоуправлении, но фактически дружины, действуя под неусыпным руководством администраций и парткомов, всецело оставались под колпаком государства. Комсорги заводов, техникумов и вузов, которых на общем собрании обычно единогласно избирали командирами ДНД, по разнарядке свыше набирали народных добровольцев из числа студентов и сознательных рабочих. В тех организациях, где в дружину записывались более 100 человек, создавались штабы ДНД, для руководства которыми партия организовала уже городские и районные ячейки. За рубеже 60-х годов только в одной РСФСР в ряды добровольных помощников милиции вступили свыше миллиона трудящихся.
Тогда же, наряду с повязками, у дружинников появляется особый нагрудный значок и удостоверение личности.  Главной функцией удостоверения была легализация полномочий дружинника, заключавшаяся во фразе: “Имеет право, при необходимости, требовать от граждан, нарушающих общественный порядок, предъявления документов, составлять акты о нарушениях общественного порядка и доставлять нарушителей в штаб дружины или отделение милиции”.

Артефакты из коллекции “Маленьких историй”

Теперь общественный правоохранитель мало чем отличался от милиционера. Однако, в отличие от милиции, собственных помещений дружинникам катастрофически не хватало. Выход был найден эффективный и экономичный: в СССР был налажен выпуск специальных металлических “киосков”  с решетками на окнах. Чем-то напоминавшие киоски “Союзпечати” так называемые “штабные ларьки”, официально именуемые “опорными пунктами ДНД”, на протяжении пары десятилетий стали своеобразным “украшение” городов и сёл СССР.  Именно сюда стекалась вся оперативная информация о ситуации на участке. В задачи дружинников входило, прежде всего, предупреждение нарушений общественного порядка, проведение воспитательной работы с населением и, конечно, содействие правоохранительным органам. Они также поддерживали порядок на транспорте, оказывали помощь при несчастных случаях, боролись с пьянством и самогоноварением.

В 1962 году в стране насчитывалось уже 130 тысяч дружин, объединивших более 4 миллионов патрульных из народа. наряду с основными обязанностями по охране общественного порядка, дружинники в скором времени стали исполнять и менее приятные и почетные в обществе функции: выступать в качестве понятых и свидетелей, вручать людям судебные повестки и т.д.  Это привело к многочисленным конфликтам дружинников с собственными односельчанами, друзьями и соседями. Чтобы обезопасить своих добровольных  помощников,  в феврале 1962 года было принято Постановление “Об усилении ответственности за посягательство на жизнь, здоровье и достоинство работников милиции и народных дружинников”. С тех пор неповиновение человеку с нарукавной повязкой и удостоверением дружинника при исполнении им обязанностей по охране общественного порядка стало расцениваться как административное правонарушение.

Однако с поощрением дружинников дело обстояло сложно. Доплачивать “добровольцам” из государственного карманы было нельзя – в этом случае дружинники превращались бы в милиционеров. Оставалось упирать на методы нематериального стимулирования, и 6 июля 1967 года постановлением Совета Министров РСФСР от 6 июля 1967 года для поощрения дружинников был учрежден специальный нагрудный знак «Отличный дружинник». С 1970-х годов дружинники были наделены определенными льготами: дополнительный оплачиваемый отпуск, первоочередное получение жилья, льготных и бесплатных путевок, льготного проезда и т.п. Отметим, что быть дружинником становилось не только полезно, но и весело. Особенно в больших городах, где уровень правопорядка оставался достаточно высоким. Здесь дежурство в ДНД всё чаще превращалось в весёлые прогулки с коллегами по улицам города. В дружины всё чаще стали брать инженерно-технических работников и женщин, а также преподавателей ВУЗов и научных сотрудников. Доцент кафедры биологии Куйбышевского медицинского института Тамара Щелкова вспоминает: «К народной дружине я была приписана с первого года работы вплоть до распада СССР. В рядах дружины состояли все работники кафедры, вплоть до профессуры… Дежурство проходило так: вечером мы приходили на сборный пункт, отмечались, получали от участкового инструкции, красные повязки с белой или желтой надписью «дружинник» и отправлялись на дежурство. Если было тепло, то мы, как правило, гуляли по вверенному нам микрорайону и просто следили, не хулиганит ли кто, нет ли каких-нибудь опасных пьяниц. А вот зимой приходилось туговато: мороз – не мороз, а раз очередь подошла – изволь дежурить».

Эффект от деятельности ДНД становился весьма ощутимым. Так, именно сотрудники ДНД помогли задержать Бориса Серебрякова – самарского Чикатило, который в конце 1960-х-начале 1970-х убивал целые семьи, а уходя, поджигал их дома. Задержать знаменитого серийного убийцу из «Мосгаза» в 1964 году тоже помогли дружинники. Череда совершенных им зверских преступлений ужаснула советскую столицу, еще не знавшую слово «маньяк», поставила на ноги весь уголовный розыск Москвы. За первые двадцать лет своего существования более  800 дружинников за свой героизм при исполнении общественного долга были награждены государственными орденами, более 6 тысяч – медалью “За отличную службу по охране общественного порядка”. Причем для некоторых из них схватка с бандитами стала последней.

Однако самым неожиданным эффектом от массового распространения добровольных народных дружин в конце 50-х годов стало едва не случившаяся ликвидация самого Министерства внутренних дел! Всё началось с того, что в 1959 году министр внутренних дел СССР Николай Дудоров победно отрапортовал в ЦК КПСС : «В результате повышения роли общественности в борьбе с преступностью и нарушениями общественного порядка количество возбуждённых милицией уголовных дел по сравнению с 1958 годом сократилось на 26,4%, а число лиц, привлечённых к уголовной ответственности, уменьшилось на 33,8%». В ЦК министра похвалили и решили, что раз в СССР народные дружинники так здорово борются с преступностью, то надо сократить численность милиции на 40 тысяч сотрудников, а само МВД СССР и вовсе … ликвидировать. Уже 13 января 1960 года функции всесоюзного ведомства отошли республиканским МВД – в соответствии с политическим курсом на расширение прав союзных республик. А в феврале 1962 года уже МВД союзных республик переименовали в министерства охраны общественного порядка, подчеркивая тем самым роль народных дружин. МВД СССР прекратило своё существование. Впрочем, ненадолго. Через 4 года, в июле 1966-го, было восстановлено всесоюзное ведомство – Министерство охраны общественного порядка СССР, а в ноябре 1968 года реанимировали и само МВД СССР.  Но по милицейским кабинетам еще долго гуляла такая шутка: «Чем Николай Дудоров отличается от Ивана Сусанина? Сусанин завёл врагов в болото, где погибли они, но погиб и он… Дудоров завёл в 1960 году МВД СССР в болото, где оно погибло, а сам он остался жив и получил новое назначение». В 1960 году Николай Дудоров был действительно назначен Генеральным правительственным комиссаром Всемирной выставки 1967 года в Москве.

К 1970-м годам  в СССР действовало уже 100 тысяч народных дружин, а в начале 1972 года численность дружинников в нашей стране достигла 7 миллионов человек. Дошла очередь и до молодёжи пополнить ряды ДНД.  В 1970-е годы в ряды дружинников вливаются Оперативные  комсомольские отряды дружинников (ОКОД).  В наше время их с иронией назвали бы хунвейбинами, но в 70-е годы они получили название “комсы”. Задачи перед “комсой” стояли не просто правоохранительные, но куда шире – идеологические. Окодовцы были призваны бороться с получавшими всё большее распространение в стране стилягами, хиппи и просто праздно шатающимися молодыми людьми. Бороться предлагалось наиболее “доходчивыми” методами – благо в составе окодовцев обязательно были спортсмены: борцы, боксеры или самбисты.  Соответственно задачам выбирались и места для патрулирования: танцплощадки, питейные заведения, кинотеатры, открытые кафе.  Главным врагом “комсы” в те годы были стиляги – (или штатники – то есть поклонники американского стиля в одежде). Пропаганда представляла этих любителей моды не просто как бездельников, хамов и негодяев, но как без пяти минут изменников родины.  Излюбленным приемом писателей того времени было противопоставление стиляг и ветеранов войны или труда. Ниже приводится отрывок из книги Олега Грудинина “Комсомольский патруль”, достаточно красноречиво иллюстрирующий отношение официальной пропаганды к “стилягам”:

“Вот шестеро развязных молодых людей и две девицы остановились у кинотеатра. Таких компаний здесь несколько, но эти молодые люди отличаются гипертрофированными прическами с коками на темечке, старательно подбритыми шеями и бакенбардами-колбасками на висках, которые делают их и без того хилые лица еще худосочнее. Прически девиц из этой компании тоже необычны: волосы туго перетянуты только на затылке и неопрятно висят расплетенными конскими хвостами чуть ли не до самого пояса. Уродливо, но зато новая заграничная мода. Расцветка одежды у всех без исключения рассчитана, вероятно, на дальтоников. Преобладают тона желтые, синие, красные в клеточку. Компания модников усиленно веселится, смех и плоские шуточки не умолкают.
— Леди, — говорит один из молодых людей, доставая из кармана новенький пакетик американской жевательной резинки «чуингвам» и нарочито медленно распечатывая его, ожидая, пока утихнет смех и компания приготовится слушать. Чувствуется, что он привык говорить в тишине и вообще претендует на руководящую роль.
Я уже не раз видел таких «поборников моды», но впервые детально разглядываю лишь этого: надо же нам понять этих людей, понять, чтобы с ними бороться. По-моему, этот из сорта кривляк, надевающих на себя маску неверия и скуки. В мире это не ново.
То, что он длиннонос, длинноног и немного полнее других своих товарищей, я запоминаю просто так — может, когда-нибудь придется еще раз встретиться, — а вот выражение его лица с вечно кривой, цинично-брезгливой улыбкой, кажется, типично для такого рода претендентов на оригинальность.
Одет он почему-то в серо-зелено-рыжую клетчатую куртку канадского лесоруба с тесемочками и деревяшками вместо пуговиц, в светло-желтые измятые бархатные штаны.
— Леди, — повторяет он, дождавшись, наконец, внимания. — Обратите свои взгляды вон на того немолодого уже, но достойного мистера в сапогах с высокими голенищами. Стильный предок, не правда ли? Судя по сапогам, его, наверное, зовут Иваном.
— Ха-ха-ха! Ха-ха-ха! — раздается дружный щебечущий хохоток, хотя ничего остроумного не сказано.
Пожилой мужчина, о котором идет речь, стоит всего в трех-четырех шагах от компании, но говорят они так громко, будто он от них за версту. Молодой хам в канадской куртке явно задался целью разозлить мужчину и заставить его обернуться. Кроме того, ему хочется обратить на себя внимание еще нескольких «шикарных» парней и девиц, которые, сбившись в кучку, вертятся у кинотеатра. Это ему удается. Те постепенно умолкают и, выжидательно улыбаясь, начинают прислушиваться. Еще бы, предстоит волнующее зрелище — травля.
Пожилой человек оборачивается.
— Правильно, меня зовут Иваном, — говорит он. — А тебя как? Песиком? А отца твоего как? Эх ты, бутафория, эрзац-человек!
— Не сердись, отец, — вдруг вмешивается в разговор стоящий рядом рабочий парень, — сейчас мы им разъясним, что Иван не такое уж плохое имя. Ребята, пригласим «иностранца» в штаб?
До меня, наконец, доходит, что рабочий парень — командир одной из наших групп комсомольского патруля. Вот и группа около него. Странно, что я сразу не заметил. Впрочем, ведь это же здорово! В этом весь секрет! Каждый прохожий может оказаться патрулем. Постоянная угроза такой неожиданности заставит любого хулигана всегда быть начеку. Ну, скоро они это поймут. Поймут, голубчики!”  (Целиком произведение можно прочитать здесь)

Попавшим в руки комсы “голубчикам” приходилось несладко. В штабе их обычно немного били, насильно стригли под полубокс, портили их яркий наряд, а узкие штаны распарывали. В таком виде “перевоспитуемых” частенько фотографировали, чтобы позже “пропесочить” их в заводской или районной газете под традиционной рубрикой  “Они позорят наш город”.  Стиляги были не единственной политической целью юных дружинников. В поле их зрения находились также диссиденты, которых было принято судить за тунеядство. Так, будущего лауреата Нобелевской премии по литературе Иосифа Бродского в марте 1964 года задержали за тунеядство именно народные дружинники. За антисоветский образ жизни поэта осудили на 2 года. Знаменитый эпизод из зала суда красноречиво говорит о нравах того времени:
Судья: А что вы сделали полезного для родины?
Бродский: Я писал стихи. Это моя работа. Я убежден… я верю: то, что я написал, сослужит людям службу и не только сейчас, но и будущим поколениям.
Судья: А вообще, какая ваша специальность?
Бродский: Поэт. Поэт-переводчик.
Судья: А кто это признал, что вы поэт? Кто причислил вас к поэтам?
Бродский: Никто.  А кто причислил меня к роду человеческому?

Но вернемся к нашим героям и антигероям в нарукавных повязках. Официально время дежурства тянулось с 17-ти и до 23-х часов. Сотрудники, назначенные в рейд на этот день, собирались в опорном пункте милиции – специально выделенная небольшая квартира, где полагалось дежурить участковому, располагалась на первом этаже какой-нибудь безликой многоэтажки. «В пыльной, пустой, прокуренной комнате ярко светила дешевая люстра, освещая ситцевые занавески у окна, письменный стол, вереницу стульев вдоль стен и вешалку. Сотрудники раздевались, доставали книжки и ждали. Наконец являлся милиционер, устраивал перекличку и, разбив присутствующих на группки по два-три человека, объяснял маршруты движения. В прихожей висела схема близлежащего квартала, застроенного рядами одинаковых, словно под копирку, жилых домов. Между ними тянулись пешеходные дорожки и проезды. Каждая группа должна была, словно заводная, бродить по круговому маршруту, поддерживая общественный порядок. Один человек оставался в комнате у телефона. Сам милиционер, не желавший утруждать себя личным участием, пояснял, куда ему звонить в случае чего, и исчезал допоздна», – вспоминал участник ДНД, писатель Михаил Глебов.

Почти на каждом предприятии попадались и такие сотрудники, которые намеренно стремились попасть в патрульный рейд – не за бесплатный проезд на общественном транспорте, конечно, а за отгулы, которые полагались за каждое дежурство. Особенно ушлые работяги умудрялись таким нехитрым способом заработать себе по две-три дополнительных недели к своим законным 30 дням отпуска. Особенно инициативные люди в повязках умудрялись на своей общественной нагрузке еще и заработать. «Была и еще одна причина, по которой многие были не против таких дежурств: это был дополнительный заработок. Мало того что нас часто премировали, так можно было еще получить небольшую сумму в 3–5 рублей с хулигана или крепко подвыпившего дебошира в благодарность за то, что о его неподобающих советскому гражданину действиях не узнают на работе. Ведь одной из наших задач в таких случаях было отводить провинившихся в ближайшее отделение милиции, откуда уж точно поступил бы сигнал на их предприятие о неморальном поведении в общественном месте», – вспоминал, как это происходило в 70-е годы, Владимир Найдюк. Наиболее удачным уловом в среде народных дружинников считались фарцовщики, продававшие из-под полы импортные товары. За такой бизнес в те времена запросто можно было получить срок, причем немалый. Поэтому, когда фарцовщики попадались с поличным, они были готовы отдать все, лишь бы их отпустили. Предприимчивые патрульные отирались где-нибудь поблизости. В Киеве, например, это были ЦУМ и ресторан «Динамо».

В 1984 году в СССР насчитывалось уже 282 тысячи ДНД, в составе которых действовали 40 тысяч оперативных комсомольских отрядов и 13 миллионов дружинников. По всей стране на дежурство ежевечерне выходили до 400 тысяч человек. Кстати, в то время активная деятельность в ДНД давала право для поступления в ряды милиции: только в 1984 году по рекомендации партийных, комсомольских организаций и трудовых коллективов на службу в органы МВД пришли работать свыше 3000 человек. К этому времени в некоторых городах действовали самые разные формы специализированных дружин: отряд по борьбе с радиохулиганством, по охране порядка на воде, в метро, внештатное подразделение дорожно-патрульной службы.

В ряде регионов страны также были организованы “Зеленые патрули” ДНД, которые действовали в районе заповедников, заказников и охотхозяйств. Дружинники оказывали помощь охотинспекторам в патрулировании местности, борьбе с очагами возгорания, противодействии нарушениям режима заповедных зон (разведение костров, выброс мусора, вырубки), рыболовства и охоты. Особая категория дружинников помогала нести службу инспекторам ГАИ. В их удостоверениях даже пропечатывалась специальная красная пометка – автоинспектор. Быть дружинником-автоинспектором считалось очень почетно. И, разумеется, как и каждая серьезная советская организация, ДНД взращивала достойную смену: юношеское общество, занимавшееся наведением социалистического порядка, называлось ЮДМ – юный друг милиции. Были, разумеется, и подростковые Зеленые и Голубые патрули (о работе юных защитников советских водоемов и их обитателей читайте в истории «Цвета неба и воды»).

Заметный спад активности ДНД в СССР начался с 1989 года. К этому времени традиционные формы участия общественности в борьбе с правонарушениями уже стали малоэффективны. Причем изменились не только сами дружинники, которые перестали серьезно относиться к своей общественной нагрузке. Другими стали преступники – пьяные дебоширы стали, скорее, анахронизмом, на первый план начали выходить беспринципные накачанные молодчики, против которых даже матерые милиционеры выходили с опаской. А с началом 90-х, когда в стране началась повсеместная передача помещений пунктов общественной охраны коммерческим структурам, затем приватизация и разорение крупных предприятий, поставлявших кадры в народные дружины, движение ДНД и вовсе развалилось. Правда, ненадолго. Уже в середине 90-х народные дружины стали постепенно возрождаться. Однако теперь – исключительно на добровольной основе. Появлялись ДНД при православных храмах, при казачьих отрядах, при молодежных общественных организациях, при администрациях и управлениях милиции некоторых городов, даже при байкерских клубах. В начале 2000-х годов в Калуге существовала народная дружина женщин-ветеранов: старушки с повязками на рукавах были настоящей грозой местных хулиганов.

Попытки возродить ДНД в современной России предпринимались неоднократно, но каждый раз инициатива заканчивалась ничем. Функции патрулирования городских улиц в разные годы пытались взять на себе то казаки, то представители национал-патриотических патриотических организаций, то “соколы Жириновского”. Однако на практике это чаще всего оказывалось плохо скрытой политической рекламой, и приводило разве что к запугиванию представителей других политических движений и нелегальных иммигрантов. В июле 2014 года в России вступил в силу федеральный закон “Об участии граждан в обеспечении правопорядка”. Правда, согласно новому закону, добровольный правоохранитель теперь называется не дружинником, а “гражданским полицейским”, и действует на волонтерской основе. Его полномочия существенно выросли – например, он имеет право досматривать личные вещи граждан – но лишь  в присутствии “настоящего” полицейского.  Впрочем, до прежнего размаха современным дружинникам далеко, да и появляются они на улицах городов преимущественно по праздникам, в основном помогая своим старшим товарищам в форме проверять документы у приезжих. Впрочем, по другому и быть не может: нынешние преступники редко ходят пешком. И милицейским свистком их точно не напугаешь.