Забытое письмо

Почтовая открытка с просьбой о помощи, отправленная в 1932 году в Стокгольм некой фрау Заиде Отто депортированным крымским немцем Генрихом Кайзером – жителем спецпоселка Касское (был расположен близ разъезда Ломовое в Архангельской области). По иронии судьбы, использованная переселенцем карточка рекламирует МОПР – созданное в СССР Международное общество помощи борцам за мировую революцию. Текст послания составлен от руки фиолетовыми чернилами на немецком языке. Адрес заполнен на двух языках – русском и немецком. Судя по погашенным почтовым маркам, письмо было отправлено в Швецию, но вот дошло ли оно до адресата, неизвестно. Как и то, получил ли Генрих Кайзер ожидаемую помощь. Читать дальше…

*    *    *

Ответ на вопрос, каким образом этнический немец Генрих Кайзер вдруг оказался в начале 30-х годов XX века на советском Севере, открывает для нас очередной драматический эпизод отечественной истории. Разумеется, Кайзер попал в промозглый архангельский спецпоселок Касское, о котором сегодня помнят разве что закрытые архивы ОГПУ и НКВД, не по своей воле. Генрих и его семья стали жертвами жестокой политики переселенчества и депортации этнических немцев и других народов, которая планомерно проводилась в СССР с конца 20-х годов.

Немецкие колонии на Украине, в Крыму, в Поволжье и в других регионах России появились еще при Екатерине Великой, которая, продолжая дело Петра I, зазывала в Россию и давала огромные наделы земли иностранным специалистам с целью развития ремесел. В 1767 году императрица заключила с немецкими колонистами Договор или Манифест, гарантировавший им все права и неприкосновенность.

Наиболее активно немецкие колонисты стали заселяли Крым и Украину. Трудолюбивые и педантичные, способные работать с раннего утра и до позднего вечера, поселенцы очень скоро обзавелись крупными фермерскими хозяйствами, налаживали собственное производство, строили фабрики и заводы. Все изменилось в конце 20-х годов, когда в стране был объявлен курс на «развернутое наступление социализма по всему фронту». Важнейший участок этого фронта – «социалистические преобразования в деревне». За этой благозвучной формулировкой скрывалось ни что иное, как экстренная ликвидация единоличных хозяйств, не желающих за бесценок отдавать государству зерно, и массовое создание колхозов.

Другими словами, в СССР был дан старт насильственной коллективизации. Этот процесс сопровождался воспитанием в стране «нового человека» – атеиста-марксиста, поборника коммунистических идей, носителя передовой социалистической культуры. Поскольку советские немцы почти не поддавались «перековке», для советской власти они становились всё более «неудобным» этносом, с каждым днем все больше подходящим под определение «классового врага».

Нельзя сказать, что сами немцы не пытались как-то “договориться” с новой властью. Будучи людьми законопослушными, многие из них пробовали найти себя в советской действительности. Некоторым это удавалось – особенно тем, кто не обзавелся какой-либо существенной собственностью и подпадал под определение “пролетария”. А вот зажиточные немецкие семьи были объявлены “кулаками”. От них стали требовать сначала “добровольно” передать своё имущество создаваемым советским колхозам. А с конца 1929 года немецких землевладельцев начали принудительно лишать земельных наделов, скота, домов и прочего имущества. Многих арестовывали или принудительно выселяли с занятых земель. Всё это привело, как указано в докладной записке одного местного ГПУ, к «взрыву эмигрантских настроений среди немцев-колонистов». Многие поселенцы стали получать письма от родственников из Германии и Америки с приглашением на выезд. В немецких колониях проходили собрания, на которых избирались делегаты для обращения в германское посольство в Москве и консульство в Киеве, собирались деньги на эмиграцию.

Однако львиная доля заявителей, хлопочущих о выдаче им загранпаспорта, получала отказы без указания каких-либо причин. Тем не менее, количество желающих эмигрировать постоянно росло. Встревоженный ВЦИК 16 сентября 1929 года принял постановление о прекращении выдачи разрешений на выезд за границу советским гражданам немецкой национальности, занимающимся сельским хозяйством. А ведь крестьян среди советских немцев было подавляющее большинство. Им разъяснили, что получить загранпаспорт, визы и выехать в Европу смогут только германскоподданные. В СССР к 1930 году таковых уже не осталось – у местных немцев давно было советское гражданство. Они не могли знать, что 24 января 1930 года по линии ОГПУ была спущена директива «решительно пресечь эмиграционное движение», которое квалифицировалось как «особая форма антисоветского движения». Кроме того, возвращение немцев в Германию было для СССР невыгодным в экономическом плане. И здесь не помогли ни просьбы, ни протесты германской стороны. Известно, что 18 ноября 1930 года германский кабинет министров изыскал необходимые для приема российских немцев 6 миллионов марок, а президент Германии Пауль фон Гинденбург лично внес на эти цели 200 тысяч марок. Но было уже поздно. Советских немцев не отпустили на историческую родину. Оставили в СССР. Чтобы в будущем сделать жизнь многих из них невыносимой.

Победа “сплошной коллективизации” в немецкой деревне имела самые печальные последствия. Были уничтожены тысячи продуктивных крестьянских хозяйств, их владельцы арестованы, посажены в тюрьмы, в лучшем случае стали государственными батраками в «кулацких» спецпоселках. Созданные в деревнях худосочные колхозы, особенно на первых порах, не в состоянии были восполнить потери сельскохозяйственного производства – государство просто не давало им ни малейшего шанса встать на ноги, превратив в удобный для себя инструмент по выкачиванию продовольствия из деревни. Полное изъятие хлеба, угроза голода, репрессии вызвали массовое бегство немецких крестьян. Они бросали свои дома и хозяйство, тайно срывались с родных мест, пытаясь скрыться от насильственной депортации. С лица земли исчезли целые немецкие деревни. Постоянные переезды постепенно сформировали так называемый «синдром гонимости» у немецкого населения. Он отчетливо «читается» в воспоминаниях многих этнических немцев:

«При раскулачивании нас должны были выселить в Сибирь. Отец был знаком с председателем сельсовета – тот дал справку, и отец смог уехать до ареста. С 1926 до 1941 года мы жили в 13 местах, потому что было постановление: «Арестовать и выслать с семьёй». Мы заметали следы, для чего отец в 1935 году развёлся с матерью. В 1938 году отца арестовали, и мы его больше никогда не видели», – вспоминал один из советских немцев Константин К.

«Мой отец был русским интеллигентом, из духовенства, в 20-х годах сбежал от преследований. Они с мамой-немкой в 1931 году уехали из Нижнего Новгорода, где мама кончила университет, в Мариуполь. Отец устроился работать на завод «Азовсталь». Скрылись. Родители там сравнялись с людьми», – рассказывала Эльза С.

«Моего отца арестовывали в 1919, 1930 и 1939 годах. По паспорту он был немец. В 1930-1932 гг. он сидел в Вишерских исправительно-трудовых лагерях «за связь с духовенством», потому что позвали пастора меня крестить, и кто-то донёс на папу, через три дня его арестовали. … Сначала папе запретили жить в Москве на улице Горького – он прописался на Сретенке, запретили в Москве – поселился в Малаховке, запретили в Малаховке – уехал в Конаково, а потом в Курган в Сибирь, где работал до 1957 года», – вспоминает Ирина К.

С 1930 года раскулачивание немцев стало сопровождаться не просто их изгнанием с собственной земли, а массовой принудительной депортацией в отдалённые и малопригодные для проживания уголки страны – в Сибирь, Казахстан, Киргизию. Причем первые переселения проводились тайно – ни советская, ни международная общественность ничего не знала об этих мероприятиях. Приказом ОГПУ от 2 февраля 1930 года к числу территорий, подлежащих заселению, был отнесен и Север. Только в 1930-1931 годах под Архангельск было насильно вывезено более 55 тысяч немецких семей (около 230 тысяч человек). В последующие годы было выслано еще столько же. Буквально в одночасье люди, предки которых несколько веков назад были любезно приглашены в Россию царями и императорами (Немецкая слобода, кстати, появилась еще во времена Ивана Грозного), получили статус «чуждых и социально опасных элементов». За считанные годы их загнали в такие нечеловеческие условия, что они вынуждены были просить подаяние по всему миру, слать во все концы письма о помощи, аналогичные тому, что представлено в нашей коллекции артефактов. Еще раз подчеркнем, это были люди, имеющие советское гражданство, предки которых уже не одно поколение жили, возделывали землю и вели хозяйство в России на равных с остальными крестьянами условиях.

В числе высланных оказались этнические немцы из Поволжья, Саратовской, Куйбышевской областей, нижней Волги, с Черноморского и Азовского побережий, из Крыма, со всего юга Украины и России. В директивных документах по линии Госплана процесс принудительного переселения-раскулачивания именовался спецколонизацией, а в народе просто «кулацкой ссылкой».

Само “переселение” проходило в чудовищных по своей жестокости условиях.  Первые эшелоны товарных вагонов с этническими немцами прибыли по Северной железной дороге под Архангельск 25 февраля 1930 года. «Эшелон остановится в чистом поле или в лесу, вагоны очистят от трупов – выбросят в снег, и снова вперёд в неизвестность. Куда везут и когда привезут – никто не знал», – делятся своими воспоминаниями выжившие депортированные. Постановление бюро Северного крайкома ВКП(б) “О ликвидации кулачества как класса в Северном крае” предусматривало расселение кулацких семей поселками до 100 дворов, управляемыми комендантами. Однако сами поселки к началу депортации еще не были готовы.

Так, одна из сводок «по водворению спецпереселенцев» сообщала, что 2337 семей (7312 человек) прибывших высадили прямо на станции и разместили кого куда – в деревнях и в лесу. На снегу ставились так называемые “шалаши” – скаты из свежесрубленных бревен с накидным сверху хвойным лапником. Или ставили столбы, на них укладывали жерди и ветки. С двух сторон от шалаша ставили печки-буржуйки. В шалаше размещалось до сотни человек. В справке Отдела по спецпереселенцам ГУЛАГа ОГПУ «Сведения о выселенном кулачестве в 1930—31 годы» указано, что в этот период было выселено с отправкой на спецпоселение 381026 семей общей численностью 1803392 человека. Почти два миллиона человек ютились в лесных шалашах и холодных бараках! Только к 1932 году самими спецпереселенцами были построено около 100 лесных спецпоселков.

Большая часть депортированных немцев оказалась в Приморском, Плесецком, Онежском, Ленском и Котласском районах. В частности, в Плесецком районе было организовано 26 немецких спецпоселений, в том числе Ломовое и Касское, куда расселяли немцев из Крыма. Таким образом мы можем с большой долей вероятности утверждать, что отправитель представленного в нашей коллекции письма Генрих Кайзер был выселен на Север из знойного Крыма. Заметим, что немцев-крымчан также размещали и в других поселках – власти старались расселять жителей одной области по разным районам, разъединяли этническую общность, растворяя ее среди переселенцев других национальностей, чтобы не допустить сохранения особенностей языка, быта и традиций (о том, в какие еще регионы страны советская власть выселяла этнических немцев из Крыма, и что им пришлось пережить на новом месте жительства, читайте в статье «Врачи народа»).

Немцы-переселенцы под Архангельском работали в основном чернорабочими, грузчиками и плотниками на лесозаготовках, йодно-водорослевом заводе, предприятиях местной промышленности. Условия жизни депортированных можно описать строчками из письма одного из бывших раскулаченных: «…Наша семья из 12 человек проживала в Житомирской области… В 1931 году семья подверглась раскулачиванию и высылке в Архангельскую область, полустанок Левашка Плесецкого района, а оттуда  – за 25 километров по болоту до Захарова Озера, где был один-единственный барак, а народу высланных, таких, как мы,  – тысячи. Впоследствии все ссыльные были переведены в поселок Ваймуга, близ станции Пермилово… От нашей семьи в 1933 году остался я один…». Спецпереселенцы не имели никакого имущества, кроме того, что вывезли на себе. Им запрещалось покидать спецпоселки без разрешения органов НКВД. Самовольная отлучка за границы зоны расселения рассматривалась как побег и влекла уголовную ответственность: по закону до трех лет тюрьмы, в действительности же – вплоть до расстрела. Главы семей были обязаны регулярно проходить регистрацию и в трехдневный срок сообщать в комендатуру обо всех изменениях в составе семьи (рождении ребенка, смерти, побеге). Дети спецпоселенцев также находились под административным надзором и ограничивались в правах. За любые дисциплинарные нарушения высланные немцы подвергались гигантскому штрафу до 100 рублей и аресту до пяти суток. Бывало, что за одно только выражение недовольства следовал арест. Так, например, переселенец Владимир Губер, пожаловавшийся на невыносимые условия работы, в мае 1931 года был осужден на 5 лет лагерей.

За переселенцами на Севере надзирали коменданты, причем надзирали строжайшим образом. Они выполняли две основные задачи. Первая – предотвращение побегов. Согласно статистике, почти все беглецы исправно отлавливались и отправлялись в лагеря. Так, например, за групповой побег раскулаченных из Сольвычегорска в 1930 году был приговорен к расстрелу 60-летний Генрих Бальц. Но были и те, кому все же удавалось скрыться от преследования. “Попали мы сюда в 30-м году. Отца отправили на работу, бог знает, где и пропал, даже могила не знаю где. Потом жили в Нянде. Я тогда еще в лесу не работала, несовершеннолетняя. Есть нечего. Мы тихонько в деревню пойдем, на ячмень или на картофель поменять, а комендант поймает, все отберет, в “холодную” посадит и бьет. Голод был страшный, там ведь людей ели, один одного. Я сама лично мертвого человека ела. А как быть? Нас там даже в лес щавелю нарвать не пускали. Сорняки рвали и ели. А потом сбежали, нас человек пятнадцать убежало. Пошли по реке вниз и вышли в поселок. Тут местные жили, лес заготовляли. Нас взяли. Лес валили, дороги строили. За хлеб все готовы были сделать. Комендант с палочниками из Нянды сюда тоже приезжал, искал беглецов. А нас предупредят, мы в лес попрячемся и сидим в елках, ждем, когда уедут палочники-то…”, – рассказывает одна из бывших ссыльных немок, воспоминания которой приводит собкор «Правды Севера» Олег Угрюмов. Не удивительно, что рядом с каждым спецпоселком очень скоро появлялось кладбище, которое росло много быстрее, чем сам поселок.

Вторая задача комендантов спецпоселков – выявление среди контингента преступных элементов. Надо заметить, что немцы в равной мере с другими национальностями хлебнули горя по печально известной 58-й статье пункт 10 УК СССР (антисоветская агитация). На втором месте шли связи с иностранными организациями и помощь им в борьбе против СССР (в войну к ним добавилась подготовка вооруженного восстания с целью свержения советской власти, а после войны – измена Родине в годы войны). В обвинениях в адрес этнических немцев почти всегда присутствовал эпитет «фашистский». Нередко в тюрьму попадали целыми семьями: так, трое из четверых братьев Бенц – Давид, Отто и Эмиль – были арестованы в августе 1937 года за антисоветскую агитацию и получили по 10 лет лагерей. И таких случаев были сотни.

Летом 1933 года по спецпоселку Касское, куда был выселен Генрих Кайзер, прокатилась волна арестов. Первым 26 июля на 3 года осудили учителя Вильгельма Ландиса (сведений о его дальнейшей судьбе нет, полностью реабилитирован 20.09.89), а через два дня еще пятерых – старосту поселка Фердинанда Дубса, его брата Альберта, а также Генриха Шварца, Рейнгольда Маргинталлера и Вольдемара Нефа. Обвинение было стандартным: учитель и староста якобы организовали контрреволюционную группу и осуществляли антисоветскую пропаганду. В качестве доказательств были использованы письма, отправленные Вильгельмом Ландисом зарубежным меннонитским общественным организациям (меннониты выделяли средства на благотворительность по всему миру, помогали в эмиграции). В этих посланиях следователи усмотрели некую информацию, способную дискредитировать советскую власть. На самом же деле учитель просто писал письма с просьбами о помощи голодающим поселенцам. За аналогичные послания и получение материальной помощи на 5 лет были осуждены супруги Теофил и Розалия Рапп и десятки других немцев. Выходит, что и автор нашей открытки вполне мог получить лагерный срок за свое послание. Генриха Кайзера могло спасти от ареста только то обстоятельство, что он отправил письмо в конце 1932 года, а репрессии в спецпоселениях начались летом 1933-го. Предлагаем внимательно прочитать послание крымского немца Генриха Кайзера, адресованное шведке Заиде Отто (перевод редакции «Маленьких историй»):

«Дорогой друг Заида Отто! Теперь и я узнал ваш ценный адрес. Вы уже помогли многим моим товарищам по несчастью своими посылками с продуктами, чем безмерно скрасили их большие трудности. Я нахожусь в таком же затруднительном положении, как и мои товарищи. Мне так много пришлось пройти, так много тяжелых и печальных испытаний послал мне Господь. Моя любимая жена умерла в возрасте 36 лет, и я теперь в силу своей бедности не имею возможности прокормить своих детей. На этом беспросветном Севере я и две мои маленькие несчастные девочки 8-ми и 3-х лет находимся уже 11 месяцев вплоть до сегодняшнего дня. Я очень болен, поэтому не в состоянии свести концы с концами и прокормить моих малышек. Поэтому я прошу вас о дружбе со мной, чтобы спасти моих детей. Ваши посылки с продуктами или денежные переводы были бы для нас очень полезны. Даю вам свой точный адрес, чтобы получать уведомления. Небесный отец воздаст вам сполна за все ваши добрые дела. С сердечным приветом ваш друг Генрих Кайзер со своими бедными девочками, которым вас послал Бог. Надеемся на скорую помощь!»

Выжить на Севере с двумя детьми без теплого жилья и одежды, при минимуме карточек и продуктов было практически невозможно. Не удивительно, что переселенцы обращались за помощью во все двери, в том числе иностранные. Благо, до поры до времени советские власти закрывали на это глаза, не придавая значения тому, кто подкармливает их подопечных. В начале 30-х годов в связи с повальным голодом, действительно, резко увеличился объем иностранной благотворительной помощи немцам, проживавшим в СССР. Их поддерживали такие зарубежные организации как «Братья в нужде», «Общество по оказанию помощи братьям в России», «Союз зарубежных немцев». По некоторым данным, советским немцам, проживавшим на Украине и в Поволжье, в 1932 году было передано более 600 тысяч немецких марок и 14,5 тысяч долларов. Помимо денег высылались и продуктовые посылки. Помощь имела адресный характер. Инициаторы на местах собирали заявления-просьбы и отвозили их в германское посольство. Немецкие диппредставительства организовывали переводы и посылки адресатам по линии «Торгсин». Как правило, разовый денежный перевод составлял не больше 8-ми немецких марок. Как отмечали органы ОГПУ, за эти деньги поселенцы могли «приобрести в Торгсине, в среднем, по 4 пуда муки на семью». Достаточно неплохое подспорье.

Вот и письмо Генриха в Швецию погашено почтовыми штемпелями и, судя по всему, было благополучно отправлено шведке Заиде Отто. Но столь необычная для “органов” терпимость к помощи из-за рубежа продолжалась недолго. Укрепление в Германии позиций национал-социалистической рабочей партии Адольфа Гитлера самым негативным образом сказалось на положении советских немцев. После успеха НСДАП на выборах в марте 1932 года, свидетельствовавшего о росте популярности и реальной возможности прихода к власти нацистов, в СССР начинает проявляться недоверие к выходцам из Германии – их стали воспринимать как потенциальную опасность для советского государства. В циркуляре ОГПУ “О борьбе с разведывательной и вредительско-диверсионной работой немецких фашистов против СССР” от июля 1932 года в качестве основного направления подрывной работы российских немцев называлось усиление открытой фашистской пропаганды. Под такого рода пропагандой понималось ни что иное, как высказывание немцами недовольства по поводу условий проживания и оплаты труда. Так что с 1933 года советские надзорные органы стали считать, что, сообщая в своих письмах о голоде и тяжелой жизни, немцы попросту очерняют Советский Союз, провоцируют Запад на развязывание клеветнической кампании. Следовательно, за такие послания надо сажать. Сажать и расстреливать.
Уже в марте 1933 года за отправку за рубеж писем о помощи были расстреляны шестеро немецких поселенцев. В феврале 1935 года по 5 лет лагерей получили инвалид Вольдемар Фольц, имевший на иждивении жену и трех дочерей, грузчик Эдуард Пфайфер, с тем же числом иждивенцев, и ремонтник Матвей Раппа с женой и тремя сыновьями. Рабочий Александр Штоль был арестован за то, что в 1933-1935 годах написал за границу разным лицам до 50 писем, в которых якобы сообщал «провокационные» сведения об СССР, получая в ответ деньги и посылки. Активистам сбора заявлений о помощи и доставки их в немецкие спецпоселения инкриминировалось участие в «фашистско-повстанческой организации», созданной по заданию германских дипломатов. Следствием было «установлено», что целью «организации» являлось взращивание контрреволюционных повстанческих кадров и подготовка их к захвату Белоруссии и Украины, агитация немецкого населения на сторону Германии, восстановление его против Советской власти, а также срыв всех мероприятий СССР и особенно коллективизации сельского хозяйства в немецких колониях.

В спецпоселках после «глубокой разъяснительной работы» была организована «добровольная инициатива» по отказу немецкого населения от провокационной «фашистской помощи» – с публикацией соответствующих материалов в районных газетах. ЦК требовал добиться полного прекращения связи поселенцев с заграничными «буржуазно-фашистскими» организациями. Было предложено усилить репрессивные меры – вплоть до расстрела. НКВД и Народному комиссариату юстиции было поручено «на месте организовать открытый политический процесс против арестованных активных антисоветских элементов – организаторов подписки». Наверняка “органы” перестарались и устроили не один такой процесс. В 1934-1935 годах они «добирали» уцелевших активистов кампании за получение благотворительной помощи с возбуждением против них уголовных дел и вынесением карательных приговоров. Начиная с 1935 года за «помощь со стороны международной буржуазии» советских немцев отправляли в лагеря уже сотнями. Их обвиняли в шпионаже и систематических связях с зарубежными фашистскими организациями. А они всего-навсего есть и жить хотели.

Для немецкого населения получение гуманитарной помощи из-за границы, кроме материальной поддержки, давало также духовную, религиозную связь с их невозвращенной родиной. Она была особенно важна, если учесть, что в СССР религия была объявлена “опиумом для народа”. Характерно в этом смысле содержание одного из типичных заявлений-просьб: «Прошу обратить на мою просьбу внимание и дать мне помощь, т.к. мы сегодня помираем с голоду, нас Советская власть гонит в колхоз, но мы не идем, над нами издеваются, считают нас врагами… Я верующий!». Вот и Генрих Кайзер в своем послании шведскому другу напирает на свою религиозность, четырежды поминая Бога – «Небесный Отец воздаст вам», «Господь послал мне испытания» и т.д. К сожалению, нам не удалось выяснить, являлась ли Заида Отто представителем какого-либо шведского благотворительного фонда или же помогала нуждающимся советским немцам по собственному почину и доброте душевной. Заметим лишь, что жителям немецких спецпосёлков помогали представители многих стран (чаще всего, конечно, Германии и США), в том числе Швеции. Однако эта помощь не была масштабной. По крайней мере, в архивах данные о скандинавских меценатах встречаются очень редко. Скорее всего, Генриху Кайзеру дал адрес сердобольной шведки кто-то из соседей по бараку. Можно только предполагать, сколько надежды было возложено на эту открытку.

Кстати, сама открытка, которой воспользовался депортированный немец, тоже довольно примечательна. Во-первых, это открытое письмо – надзорным органам даже вскрывать конверт не приходилось, чтобы узнать содержание послания (прочитывалась, безусловно, вся без исключения корреспонденция переселенцев). Ну а переводчики с немецкого наверняка имелись при каждом спецпоселении. Кстати, отметка черными чернилами с датой «5.11.32» наверняка была оставлена контролирующим органом. Во-вторых, пересылка этого письма обошлась Кайзеру минимум в 15 копеек (столько в сумме стоят почтовые марки на лицевой стороне) плюс стоимость самой карточки. В-третьих, открытка односторонняя – оборотная сторона чистая, предназначенная для заполнения. Генрих Кайзер, как мы видим, заполнил мелким немецким почерком каждый ее сантиметр, изливая в подробностях свою боль и переживания. Заметим также, что сама карточка сделана не из картона, а прессованной серой бумаги – довольно распространенный случай для небогатого советского государства начала 30-х годов. Все информация, включая иллюстрацию и адресные строки на лицевой стороне, отпечатаны красным цветом. Надпись «Почтовая карточка» сделана на 8 языках. Издана открытка 16 июля 1931 года на ГОЗНАКЕ тиражом 2 миллиона экземпляров. Последние два обстоятельства – гигантский тираж и интернациональный характер открытки – верный признак благотворительной рекламно-агитационной почтовой карточки, сбор от продажи которой направлялся в поддержку многочитсленных советских общественных и политических инициатив. Наш экземпляр как раз из такой серии, выпущенной в 1931-1932 годах. В нее вошло не менее 20 разновидностей – в том числе «Собирайте буряки», «Выписывайте газеты и журналы», «Борьба за выполнение финансового плана», «Победим бездорожье», «Пользуйтесь воздушной почтой». По иронии судьбы умирающему от голода Генриху досталась благотворительная карточка «Вступайте в ряды МОПРа» – международной организации, которая занималась оказанием помощи борцам за мировую революцию (подробнее о деятельности МОПР и причинах ее ликвидации читайте в истории «От борца до жертвы»). Только вдумайтесь: обессилевший от болезни вдовец с двумя детьми на руках (хоть и немец, но советский – формально такой же гражданин, как и все) просит кусок хлеба у добросердечной шведки посредством благотворительной открытки, сборы от продажи которой пойдут на нужды революционеров всего мира. В 30-х годах в одном только Советском Союзе в рядах МОПРа состояли 10 миллионов граждан, нередко отдававших последние средства для поддержки томящихся в зарубежных застенках пролетариев. Тем временем с самом СССР в застенках спецпоселений томились сотни тысяч бесправных советских граждан – корейцев, немцев, поляков – которым просто «не повезло» с национальностью.

На лицевой стороне открытки Генрих аккуратно, но не очень разборчиво вписал свой адрес для фрау Отто, причем на двух языках, из чего можно заключить, что Кайзер одинаково хорошо владел русским и немецким (описки встречаются и там, и там). К слову, с конца 20-х годов преподавание на немецком языке в советских школах было почти прекращено, так что дочери Генриха уже вряд ли могли бы получить образование на немецком. Еще более аккуратно Кайзер указал адрес самой Заиды Отто – Швеция, Стокгольм, улица Далагатан, 7. Это многоквартирный дом в самом центре шведской столицы, в котором сегодня располагается один из корпусов SIPU – Национального института по обучению государственных служащих при правительстве Швеции. Интересно, приходила ли в почтовый ящик этого дома наша открытка или фрау Отто так никогда и не держала её в руках? Кстати, жители Стокгольма совсем недавно выступили за то, чтобы улице Далагатан дали имя знаменитой детской писательницы Астрид Линдгрен. Собственно улица Далагатан и известна всему миру благодаря тому, что в течение 62 лет здесь в доме № 42 проживала создательница Малыша, Карлсона и Пеппи-Длинный чулок. Решение о переименовании улицы будет принято на заседании Совета коммунальных уполномоченных Стокгольма. Впрочем, шансов на переименование не так уж много – в Швеции не принято менять названия старых улиц, площадей, парков. Таков уже менталитет шведов, которые бережно хранят традиции страны.

Но у нас совсем другие традиции. Сегодня мы не найдем на карте страны поселка Касское, в который был насильно выдворен Генрих Кайзер. Под Архангельском есть небольшая северная речушка Каска и село Каское подле нее. Не исключено, что он появился на месте исчезнувшего спецпоселения и утратил одну «с» специально, чтобы не напоминать о зловещем прошлом этих мест. А вот разъезд, точнее, станция Ломовое Северной железной дороги осталась, а при ней даже одноименный поселок появился. Близ этой станции во время Великой Отечественной войны был построен один из филиалов 220-го лагеря для иностранных военнопленных на 550 человек (второй филиал находился в Молотовске – подробнее об этом в статье «Благодарность вождя»). С конца августа 1944-го до 1948 года через него прошло 2089 военнопленных. Немцы работали с присущей им аккуратностью: устанавливали штакетники и бордюры, разбивали газоны и цветочные клумбы, сеяли траву и сажали деревья. Из архивных документов известно о добросовестном отношении большинства пленных немцев к порученной работе. Так, летом 1946 года они вручную добывали и отгружали камень в Ломовом. Причем им удалось усовершенствовать этот трудоемкий процесс – к лету 1947 года в карьере действовали экскаватор, камнедробилка, узкоколейная дорога с вагонетками и электростанция (о том, в каких условиях содержались советские военнопленные в немецких концлагерях, читайте в статье «Для тюремного ларька»).

Кладбище лагпункта «Ломовое» находилось за местным озером. Летом 2013 года эту территорию обследовали краевед и председатель Северодвинского отделения общества «Совесть» Г.В. Шаверина и архангельский историк Т.Ф. Мельник. Жители поселка указали месторасположение лагерного кладбища. Следов захоронений на нем не сохранилось.

Ну а что же поселок Ломовое? По данным последней переписи, в нём проживает 425 жителей, а до 2010 года здесь ещё работала лесопилка. Поверхностное представление о жизни в поселке дает онлайн-справочник dic.academic.ru: «В поселке Ломовое планировалось построить два двухэтажных кирпичных здания, а именно детский сад и жилой дом. После распада СССР эти проекты были заморожены, и в итоге забыты». Здесь и сегодня вокруг на 100 верст одна тайга, так что остаётся лишь удивляться, как сюда доходили 80 лет назад посылки от фрау Отто и других европейских меценатов. О бывшем спецпоселке сегодня здесь ничего не напоминает. Окрестные земли используются как сенокосные угодья. Приезжают сюда рыбаки и охотники – природа здесь удивительная, воздух чистый, атмосфера умиротворяющая… Будто эта земля и не стала погостом для сотен невинных людей.

Судьба Генриха Кайзера и тысяч других советских немцев до сих пор остается неизвестной. Возможно он захоронен в безымянной и уже сровнявшейся с землей могиле у северной речушки Каска, а может, был арестован за отправленную в Швецию открытку и сослан в лагерь. Но и в этом случае его участь была незавидной – в исправительно-трудовых зонах с этническими немцами не церемонились. Расстрельные приговоры по надуманным обвинениям – за антисоветскую агитацию, участие в контрреволюционной деятельности, вредительство и прочее – выносились и приводились в исполнение в один день.

Ни одно государство в истории не проводило столько внутренних массовых депортационных акций, как Советский Союз за первые три десятилетия своего существования. Еще в 1919 году новая власть выселила с насиженных мест часть терского казачества, осмелившегося проявить нетерпимость к советскому режиму. За казаками последовали чудом уцелевшие представители привилегированных слоев дореволюционного российского общества, миллионы раскулаченных крестьян, а с 30-х годов – около полутора десятков народов и национальных групп. Лишь после смерти Сталина систематическое натравливание народов и групп населения друг на друга сменилось официальными декларациями о неуклонном нарастании единства советского общества и возникновении “новой исторической общности – советского народа”. Разрыв этой во многом искусственной общности многие и по сей день воспринимают как трагедию.