“Дружба”, согретая “Костром”

Советская граммофонная пластинка, выпущенная в 1938 году Ногинским заводом грампластинок. Диаметр 25 см, скорость — 78 оборотов, шеллак. На одной стороне диска, как указано на этикетке, записана старинная цыганская песня «Мой костёр» на стихи Якова Полонского и музыку Ю.Садовского. На второй стороне – песня «Дружба», автором мелодии к которой значится В.Сидоров, а стихов – А.Шмульян. Обе композиции звучат в исполнении знаменитого советского тенора Вадима Козина в сопровождении Гавайского ансамбля под управлением Б.И. Крупышева. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что и на этот раз далеко не вся информация, указанная на этикетке этого музыкального артефакта, является достоверной.

       *          *         *

Советские граммофонные пластинки довоенной поры уже не раз давали нам повод для увлекательных поисков и историй: в конце 30-х годов в СССР даже люди исчезали бесследно, не то что фамилии из книг или каких-то этикеток. Не стал исключением и этот 80-летний шеллаковый диск с записью до сих пор невероятно популярных в нашей стране песен. Однако всенародная любовь к “Дружбе” и “Моему костру” не помешала редакторам указать в качестве их авторов совсем других людей.

Романс “Мой костёр” в каталогах песен нередко называют городским, но много чаще – цыганским. Здесь все логично – и смысл слов говорит в пользу этого жанра, да и их автор – поэт Яков Петрович Полонский – назвал свое знаменитое стихотворение «Песнь цыганки». Впервые оно было опубликовано в №11 журнала “Современник” в 1853 году. Так что с фамилией поэта советские редакторы промахнуться не могли – на этикетке имя автора слов указано верно.

Первое стихотворение Полонского – «Священный благовест торжественно звучит…» – было опубликовано в 1840 году, когда поэту было всего 20 лет. Однако настоящее признание к Якову Петровичу пришло спустя 15 лет. А за эти полтора десятилетия писателю пришлось пережить многое: острую нужду, смерть отца, гнёт цензуры (после восстания декабристов она была очень строгой), отчаяние и даже мысли о самоубийстве. На поэзию начинающего поэта обратил внимание Николай Гоголь, переписавший стихотворение «Пришли и стали тени ночи…» в свою тетрадь. Современников искренне восхищал редкий талант Полонского подмечать неуловимое в природе: «Он, кажется, в самом деле имеет дар слышать, как растет трава…». Но редакторы были беспощадны. После чудовищных цензорских правок своей драмы «Дареджана, царица Имеретинская» Полонский совершенно отчаялся. Пытаясь уйти от конфликтов с редакторами, он начал писать рассказы о детях – однако и они один за другим снимались с печати. То вдруг Якова Петровича обвиняли в религиозном кощунстве: в одной из его повестей лампадка над кроватью мальчика “посмела” посветить ему на ноги. То чиновники на полном серьезе критиковали «эротические помыслы» юного героя в рассказе Полонского: в совершенно невинном сюжете юноша, любующийся статуей Весны, захотел поцеловать изваяние. «Цензор приписывал мне такие мерзости и гадости, каких я и во сне никогда не видывал», – вспоминал Яков Петрович. Вряд ли Полонский мог предполагать, что напиши он такие рассказы спустя полтораста лет, претензии “моралистов” были бы почти аналогичными.

Писателя абсурдность цензорских обвинений доводила до отчаяния. Полонскому и другим российским сочинителям задышалось свободнее только после смерти Николая I, прозванного Александром Герценом “Палкиным”: император, как известно, наводил “порядок” в стране, применяя с особым пристрастием шпицрутены – прутья для телесных наказаний. Тогда же, в 1855 году, впервые в столичном издательстве вышел сборник стихов Якова Полонского. Поэт сразу стал знаменит – его лирика полюбилась публике и критикам. Главный редактор журнала “Современник” Николай Некрасов писал в ту пору: «Произведения г. Полонского, кроме достоинства литературного, постоянно запечатлены колоритом симпатичной и благородной личности». Некрасов почувствовал в коллеге то, что отличало его от многих собратьев по перу: Полонский был абсолютно незлобив, скромен и добродушен. Эти качества отлично читались и в поэзии Якова Петровича, за что ему нередко доставалось от Николая Добролюбова: «Нам теперь нужны энергия и страсть; мы и без того слишком кротки и незлобивы…». Тем не менее, критик высоко оценивал поэтическое дарование Полонского. После следующей книги стихов, вышедшей в 1859 году, Добролюбов написал:

«В застенчивом, часто неловком и даже не всегда плавном стихе Полонского отражается необычайно чуткая восприимчивость поэта к жизни природы и внутреннее слияние явлений действительности с образами его фантазии и с порывами его сердца. Он во всем видит какой-то особенный, тайный смысл; мир населен для него какими-то чудными видениями, увлекающими его далеко за пределы действительности».

На протяжении без малого 40 лет поэт был организатором «Пятниц» – знаменитых в свое время встреч творческой интеллигенции в Санкт-Петербурге. Он также являлся членом Кавказского отдела Русского географического общества. Полонский близко дружил с Иваном Тургеневым, Петром Чаадаевым, Аполлоном Майковым, Афанасием Фетом. В тень более маститых коллег по перу литературоведы и задвигали творчество Якова Петровича. Однако сами писатели высоко ценили творчество Полонского. Так, Александр Блок называл автора «Песни цыганки» одним из своих учителей, которые «пролили свет на “бездну века». Несмотря ни на что, Полонский писать очень любил. В письме к Ивану Тургеневу он признавался: «Мне кажется, что год, в который я не напишу ни строчки, ни одного стиха не состряпаю, будет последним годом в моей жизни». Якова Петровича не стало 30 октября 1898 года.

Когда и кем впервые стихи Якова Полонского были положены на музыку, история умалчивает. Предположительно первая грамзапись была сделана в 1910 году немецкой фирмой «Фаворитъ Рекордъ». Романс был исполнен солисткой А.М. Янковской и русским хором под управлением Елизаветы Ивановны Ивановой. В 1913 году вышла еще одна зарубежная запись этого романса. На этот раз пластинку выпустила старейшая в мире (основана в 1888 году) американская звукозаписывающая компания «Columbia Records». Романс звучал в исполнении украинского тенора М. Мироненко. В конце 20-х – начале 30-х годов «Мой костёр» записывали в Москве, Нью-Йорке, Варшаве, Риге. Романс исполняли Ляля Чёрная, Елена Кругликова. Но настоящую популярность “Песнь цыганки” обрела в исполнении Вадима Козина – как раз его голос звучит на нашей пластинке. Творчеству и жизни советского тенора мы посвятим отдельную историю.

Как выяснилось, ценители музыки уже не раз пытались установить истинных авторов романса «Мой костёр». История его создания претерпела столько правок и уточнений, что понять где достоверные факты, а где домыслы, довольно сложно.  Начнём с того, что композитора Ю. Садовского, фамилия которого указана на нашей пластинке, вообще не существовало. Скорее всего, в типографии была допущена опечатка, а редакторы имели ввиду Ф.К. Садовского – именно он чаще всего значится автором музыки к романсу «Мой костёр».

Действительно, на рубеже XIX-XX веков работал и творил композитор Федор Садовский, о котором сегодня почти ничего не известно. Ни одного его снимка нам найти, к сожалению, не удалось, зато нашлись ноты его салонной пьесы “Веселье юности”, изданные до революции. Его перу приписывают еще несколько очень популярных шлягеров – в том числе, «Ухарь-купец», «Ах, зачем эта ночь так была хороша?». Но почти во всех случаях авторство Садовского остается недоказанным. Так, например, доподлинно неизвестно, кто на самом деле сочинил мелодию к знаменитому одесскому шлягеру «Раскинулось море широко». По одной версии, её написал Фёдор Садовский, по другой – композитор и пианист начала XIX века Александр Гурилёв. Большинство знатоков темы все же склоняются к тому, что Садовский позже просто удачно аранжировал музыку Гурилёва.

Другая, не менее известная песня на музыку Федора Садовского, – «Крутится-вертится шар голубой» – стала популярна после того, как в фильме «Юность Максима» (1934 год) ее исполнил Борис Чирков. Мало того, что эксперты-песенники так до конца и не определились, что же по тексту «крутится-вертится» — голубой шар или шарф, так еще и с авторством слов полная неразбериха: одни знатоки уверяют, что стихи написал Великий князь Константин Романов (двоюродный дядя Николая II), другие клянутся, что слова принадлежат поэту Валентину Вольпину. Ну а на композиторские лавры к этому нетленному хиту в равной степени кроме Федора Садовского претендуют некий Шолом Секунда и неизвестный польский уличный бард – и это только самые распространенные версии.

Что же касается романса “Мой костер”, то таинственный Садовский если и имел к нему отношение, то, скорее всего, в качестве аранжировщика. Большинство коллекционеров грамзаписей, проводивших изыскания, считают, что сочинителем всем нам знакомой мелодии, под которую рассказывает о своей нелегкой жизни цыганка, был Яков Федорович Пригожий (1840-1920) – знаменитый в своей время композитор, пианист, дирижер и импресарио, руководивший многими русскими и цыганскими хоровыми коллективами. Во многом благодаря этому музыканту жанр «русского цыганского романса» был поднят на такую высоту. Яков Пригожий является автором мелодий, а также музыкальных обработок более 200 известных песен и романсов. В их числе – «Когда я на почте служил ямщиком» (автор), «Коробейники» (обработка), «Окрасился месяц багрянцем» (автор), «Не для меня придёт весна» (обработка), «Я помню вечер» (автор), “Что это сердце” (автор). Его произведения были популярны, начиная с 90-х годов XIX столетия. Романсы Якова Федоровича были украшением репертуара таких известных исполнителей, как Николай Северский, Анастасия Вяльцева, Варвара Панина.

Однако после революции о популярном и плодовитом столичном композиторе быстро забыли, неизвестно даже место и точная дата его смерти. Музыку к большинству городских романсов Якова Пригожия по неизвестной причине стали считать народной, а к концу 30-х годов автором некоторых мелодий назначили Ф.К. Садовского (или несуществующего Ю. Садовского, как в нашем случае). Удивительно, но до сих пор в описании романса “Мой костер” встречается безразличное «музыка неизвестного композитора».

Но и это еще не все. Самого Якова Пригожева тоже нельзя считать полноправным автором мелодии к записанному на нашей пластинке романсу. Как оказалось, Пригожий при создании мелодии позаимствовал (“позаимствовал или использовал” – очень распространенная и нисколько не зазорная формулировка в музыкальной среде на рубеже XIX-XX веков) у французского композитора Эмиля Вальдтейфеля (1837-1915) одну из тем вальса «Студентка». Действительно, в третьей части этого музыкального произведения (примерно с 3 минуты 35 секунды) даже совершенно далекий от музыки человек услышит знакомый лирический мотив «Моего костра». Интересно, что использованием сочинений других композиторов при создании своих шедевров грешил и сам Вальдтейфель: на основе мотивов французских, немецких, испанских вальсов он сочинял талантливые произведения, способные конкурировать с вальсами великого Иоганна Штрауса. Чтобы не быть голословными, предлагаем послушать его “Студентку”.

Песню «Дружба», записанную на другой стороне нашей архивной пластинки, объединяет с «Моим костром» не только имя Вадима Козина, но и не менее запутанная история с авторством. Но на этот раз имена настоящих создателей композиции исчезли с этикеток по причине драматических советских реалий конца 30-х годов XX века, имя которым – политические репрессии. На нашем диске 1938 года указано, что автором мелодии “Дружбы” является В. Сидоров: имеется ввиду, очевидно, Владимир Сидоров, в свое время очень известный аккомпаниатор Вадима Козина. Но если взглянуть на пластинку, выпущенную всего годом ранее, где ту же песню поет Клавдия Шульженко, то мы обнаружим, что композитором значится П.Марсель. Это ни кто иной как знаменитый Поль Марсель – под этим творческим псевдонимом работал советский композитор и дирижер Леопольд Русаков (Иоселевич).

Поль-Леопольд родился в 1908 году в еврейской семье в Марселе. Незадолго до рождения сына родители перебрались во Францию из Таганрога, спасаясь от черносотенных погромов. Отец Поля – Александр Иоселевич – увлекался анархистскими и революционными идеями, состоял в РСДРП, носил партийное имя Александр Русаков. Не успокоился он и по приезду во Францию: выступал против интервенции в Россию, организовал в Марселе забастовку портовых рабочих, за что был выслан из страны. В 1919 году бунтаря вместе с писателем и революционером Виктором Сержем (Виктором Кибальчичем) обменяли на арестованных в России французских офицеров. Так Русаковы вернулись в Россию. Но уже в Россию Советскую. Семья поселилась в Петрограде, где Поль с 16-летнего возраста начал писать музыку. По окончании в 1932 году ленинградской консерватории, он уехал на Дальний Восток, где руководил Театром Особой Дальневосточной Армии.

Город на Неве не принес счастья семье Русаковых. В 1936 году был арестован его отец. Советские власти не простили ему связи с Виктором Кибальчичем — участником антисталинской оппозиции, женатым, кстати, на Блюме — старшей сестре Поля. Другая его сестра, Эстер, была первой женой поэта и писателя Даниила Хармса. Она тоже попала в жернова сталинских лагерей по обвинению в троцкистских симпатиях, где и погибла, как и ее мать Ольга Григорьевна. Третья сестра Анита и брат Жозеф также отбывали сроки по политическим статьям. 2 июня 1937 года волна репрессий настигла и Поля. Музыканта арестовали и приговорили к 10 годам лагерей за принадлежность к несуществующей троцкистской организации. Именно после этого события фамилия Марселя пропала с советских грампластинок и нотных сборников.

Однако версию с авторством Поля Марселя несколько расшатывают воспоминания Вадима Козина, исполнившего “Дружбу” на нашей пластинке. Певец, в частности, рассказывал:

«Однажды, это было в 1934 году во Владивостоке, после концерта мы собрались в моём номере вместе с музыкантами, чтобы отметить мой день рождения. И вот за рояль садится наш пианист Володя Сидоров, а рядом с ним становится с бумажкой в руке конферансье Андрей Шмульян, и они вдвоем исполнили для меня песню. Песня мне понравилась, и мне тут же вручили и текст, и ноты с музыкой этой песни в качестве подарка к моему дню рождения. В тот день мне исполнился 31 год. Этим подарком стала знаменитая в дальнейшем песня „Дружба“, которую с тех пор пою, а уж потом, значительно позже, стали петь и Шульженко, и Утёсов, и многие другие».

Получается, что в 1934 году автором музыки к “Дружбе” считался Владимир Сидоров, который указан на нашей этикетке. Тогда почему же на пластинке 1937 года сочинителем мелодии значится Поль Марсель? По мнению одних исследователей, пианист Владимир Сидоров, находясь на гастролях во Владивостоке в 1934 году, мог встретится с Марселем, который, как мы помним, до середины 30-х годов как раз работал на Дальнем Востоке в Театре Особой Дальневосточной Армии. Театр находится в городе Уссурийске, что всего в 150 километрах от Владивостока, а значит встреча двух музыкантов вполне могла иметь место. Тогда Поль Марсель и мог предложить аккомпаниатору прославленного Козина свои ноты – чтобы песня наверняка дошла до слушателя. Многие полагают, что Марсель сам отказался от прав на авторство музыки с условием, что часть гонораров Сидоров будет отправлять матери Поля, оказавшейся после ареста мужа в бедственном положении. В целом, версия довольна правдоподобна, настораживает только тот факт, что позднее, уже после освобождения и реабилитации, Поль Марсель не стал доказывать своих прав на песню. Впрочем, он мог честно следовать условиям джентльменского соглашения с Владимиром Сидоровым.

Впрочем, не исключено и другое – музыку к “Дружбе” действительно написал Владимир Сидоров, а Поль Марсель позже сделал аранжировку специально для Клавдии Шульженко, с которой его связывали романтические отношения. О Клавдии Ивановне Марсель писал в книге «Трагическая судьба большой семьи», которая была издана в 1958 году всего в единственном экземпляре. Об этой книге известно только со слов самого композитора, ибо книгу украли в 60-х годах. По заверениям композитора, тогда из его квартиры вынесли весь семейный архив: фотографии, подлинники нот «Дружбы» и «Гренады» и самое ценное — его переписку с Сергеем Есениным, у которого Поль, по слухам, когда-то отбил женщину.

“Дружбу” помнят и любят даже сегодня, спустя более 80 лет после ее создания. За это время её спели на свой манер десятки советских и российских артистов: помимо Козина и Шульженко она звучала в исполнении Леонида Утесова, Иосифа Кобзона, Владимира Трошина. Интересная история произошла с вариантом «Дружбы», который спела “царица романса” Изабелла Юрьева. Эта необычная, но все же узнаваемая версия всем знакомой песни едва не привела к ссоре Изабеллы Даниловны и Вадима Козина.

Эта запись в 1939 году попала на грампластинку под названием песни «О любви и дружбе». Значительную аранжировку претерпела не только мелодия шлягера, но и его текст. Но и это не все: на пластинке 1939 года автором музыки к “Дружбе” Юрьевой значился Александр Тургель, а слов — Иосиф Аркадьев (иногда Г.Ландау).

“Дружба” Вадима Козина

“Дружба” Изабеллы Юрьевой

Когда простым и тёплым взором Ласкаешь ты меня, мой друг, Необычайным цветным узором Земля и небо вспыхивают вдруг.Веселья час и боль разлуки Хочу делить с тобой всегда. Давай пожмём друг другу руки — И в дальний путь, на долгие года.Мы так близки, что слов не нужно, Чтоб повторять друг другу вновь, Что наша нежность и наша дружба Сильнее страсти, больше, чем любовь!Веселья час и боль разлуки Хочу делить с тобой всегда. Давай пожмём друг другу руки — И в дальний путь, на долгие года.

Проходят годы безвозвратно, Но продолжаю я грустить. Я жду тебя, мой друг, обратно В надежде нежно полюбить.Весёлый час придёт к нам снова. Вернёшься ты, и вот тогда, Тогда дадим друг другу слово, Что будем вместе навсегда.С тобой не в силах быть в разлуке, Я образ твой в душе ношу. И всюду давит бремя скуки. Забыть тебя я не могу.Вот пережив всю боль разлуки, Я повторяю тебе вновь, Что нежность та была не дружба, А настоящая любовь.

Вадим Козин был не на шутку задет столь вольным обращением с произведением из его постоянного репертуара. При встрече с Изабеллой Даниловной он прямо озвучил свое недовольство, даже наговорил колкостей. Певица не растерялась и ответила, что это совсем не та «Дружба», которую исполняет Козин. Исследовательница творчества Юрьевой Нина Тихонова в своей книге пишет, что Изабелла Даниловна довольно резко отреагировала на претензии: “Подумаешь! Песенку у него не возьми. Какие мы гордые. Может быть, это романс-ответ». Действительно, по смыслу романс Юрьевой похож на ответ песне Козина. Как бы то ни было, объяснения дамы удовлетворили галантного тенора, конфликт был исчерпан – победила дружба.

У «Дружбы» вообще долгая и счастливая жизнь: ее пели герои многих советских фильмов – «Пристань на том берегу», «Любовь и голуби». “Дружба” примирила и героев Натальи Гундаревой и Евгения Евстигнеева в фильме «Зимний вечер в Гаграх».

Песню и сегодня с удовольствием включают в свой концертный репертуар певцы и актеры: Григорий Лепс, Андрей Макаревич, Тамара Гвердцители и Дмитрий Дюжев, Лариса Долина, Витас, Евгений Дятлов, Евгений Миронов. Существует даже англоязычный вариант “Дружбы” – композицию «Friendship» не так давно исполнил знаменитый британский певец Марк Алмонд. Получилось довольно занятно.

Вряд ли британский певец знает, что автор этой мелодии после вынесения приговора попал в ВятЛаг. Уже в заключении Поля Марселя пытались обвинить в организации убийства Кирова, ему грозил расстрел. Но тут музыканту повезло – если, конечно, это слово вообще уместно, когда речь идет о человеке, попавшем в ГУЛАГ. Начальник лагеря оказался ценителем прекрасного: он определил Марселя в музыкально-драматический театр при лагере и вскоре сделал его худруком и дирижером. Такое сотрудничество пошло на пользу всем: Поль Марсель имел возможность заниматься свой профессиональной деятельностью, лагерный театр процветал, а начальник имел отличные показатели по культурной работе. В ВятЛаге композитор вместе с соседом по 25-ой камере – университетским преподавателем Васильевым – написал песню, которую заключенные окрестили гимном лагеря и помнили даже тогда, когда Марселя и Васильева на зоне уже не было. В ней были такие слова:

Там, за решёткой, жизнь, там, за решёткой, воля,

Здесь сумрак сводов, сумерки души.

В вечерние часы, в часы сердечной боли

Мне видится твой взор в ночной тиши.

Редчайший случай: за активную работу в лагерном театре Марселю даже удалось досрочно освободиться с формулировкой «За высокие производственные показатели». Композитор покинул лагерь в 1947 году – за 11 месяцев до окончания срока. Но в Ленинград вернуться ему не разрешили. Следующие 9 лет Поль Марсель работал дирижером в музыкальных коллективах Джамбула и других городов СССР. Лишь в 1956 году он смог вернуться в Северную столицу. Помогла давняя дружба с Дмитрием Шостаковичем (еще в 20-е годы они вместе работали тапёрами в кинотеатре). Именитый коллега, обласканный властями лауреат пяти Сталинских премий, написал письмо председателю Ленгорисполкома с просьбой разрешить Полю Марселю вернуться в город его юности. Прошение подписали также два других известных ленинградца: народные артисты СССР и лауреаты Ленинских и Сталинских премий Николай Черкасов и Юрий Толубеев. К словам корифеев прислушались. Автор «Дружбы» смог вернуться на берега Невы и даже получил квартиру в Ленинграде, где и прожил всю оставшуюся жизнь, вплоть до 1973 года. Все это время он служил дирижером в Ленинградском цирке. Помимо «Дружбы» Поль Марсель написал музыку и к другим знаменитым песням. Чаще всего композитор обращался к стихам известных поэтов: Сергея Есенина («Отговорила роща золотая»), Александра Блока («Гармоника»), Бориса Пастернака («До свидания»), Михаила Светлова «Гренада». Поля Марселя не стало в 1975 году. Друзья хотели похоронить его в Ленинграде, на Литераторских мостках, но городское руководство отвело ему последнее пристанище на Северном кладбище. Говорят, власти так и не простили ему того, что в 1956 году после освобождения и реабилитации музыкант пришел на Красную площадь и швырнул к стенам Кремля все свои награды.

О Владимире Сидорове, также имеющем отношение к созданию «Дружбы», информации сохранилось гораздо меньше. Известно лишь, что он был одним из основоположников советского джаза, писал для джазовых оркестров Леонида Утесова и Бориса Ренского. Сидоров – автор музыки к таким песням «Тайна» (популярный шлягер послевоенных лет “У меня есть сердце, а на сердце тайна”), «Песенка о неизвестном любимом», «Маша».

Автор слов «Дружбы» известен точно. Это уже упоминавшийся в воспоминаниях Козина Андрей Шмульян – он был конферансье Вадима Алексеевича. Стихотворение о дружбе — одно из немногих его собственных поэтических сочинений. Более всего Шмульян известен как переводчик зарубежной лирики. Его литературный путь начался еще в 1928 году, когда он в соавторстве с Семеном Полоцким создал весьма необычное и даже рисковое для той поры произведение «Черт в стране непорочных». В странном романе главным действующим лицом был Сатана, помогающий пролетариату в достижении заветной мечты — победы мировой революции. Было у Шмульяна еще несколько очень разных произведений – в том числе, фантастические рассказы в соавторстве с Вячеславом Домбровским и биографическая повесть «Жизнь Франклина» об американском политике.

Еще один человек, который имел непосредственное отношение к записям и «Моего костра» и «Дружбы» – Борис Крупышев (творческий псевдоним – Бокру – от БОрис КРУпышев). На нашей грампластинке он указан как автор инструментальной обработки и руководитель Гавайского ансамбля. Почему, собственно, гавайского? Коллектив нарекли по аналогии в честь музыкального инструмента – гавайской гитары. Появившись в СССР в 1929 году, странный инструмент с «мяукающим» голосом быстро вошел в моду и был очень популярен вплоть до 50-х годов. Кстати, Поль Марсель, работая в театре ВятЛага, руководили  ансамблем гавайских гитар.

Маэстро Крупышев, как и Владимир Сидоров, стоял у истоков советского профессионального джаза. В 1928 году в Ленинграде он собрал и возглавил «Передвижной концертный джаз-банд». Начав с исполнения аутентичных негритянских блюзов, вскоре ансамбль стал включать в репертуар и отечественные джазовые композиции. Спустя год Борис Крупышев вместе с Георгием Ландсбергом создал Ленинградскую джаз-капеллу. Этот коллектив вскоре вошел в штат ленинградского радио. Его называли лабораторией инструментального джаза.

В 30-х годах ансамбль гавайских гитар под управлением Бориса Бокру-Крупышева записал несколько грампластинок, в том числе «Костер» и «Дружба» с Вадимом Козиным.

“Мой костёр”

“Дружба”