Советский портативный малоформатный пленочный фотоаппарат “Зоркий-4” производства Красногорского механического завода (КМЗ). Серийный номер 5763756. Выпускался в 1956-73 годах. Снабжен синхронизатором и автоспуском, имеет совмещенный в одном поле зрения видоискатель и дальномер, механически сопряженный с объективом. В кожаном коричневом кофре. Считается наиболее массовой и технически совершенной моделью советских фотокамер. Состояние удовлетворительное. Оригинал. Мало кто помнит, что “Зоркий” стал прямым потомком некогда легендарного отечественного фотоаппарата марки ФЭД, появлению которого предшествовала увлекательная история.
Начнем немного издалека. После Октябрьской революции 1917 года отлаженная царская система благотворительных и общественного призрения учреждений в России была полностью разрушена. Новой власти пришлось взять заботу о немощных и убогих, в том числе, о детях-сиротах, на себя – исходя, конечно, из собственных представлений об этой социальной сфере. После Первой Мировой и Гражданской войн в Советской России резко выросло число беспризорников. Так, по данным Большой советской энциклопедии, к 1923 году их было около четырех миллионов (некоторые источники пишут даже о восьми миллионах). Еще осенью 1921 года председатель ВЧК по борьбе с контрреволюцией и саботажем Феликс Дзержинский возглавил еще одну новую комиссию, которая так и называлась – по улучшению жизни детей. Так что не случайно именно «железному Феликсу» приписывают авторство идеи создания детских колоний для малолетних преступников.
В ту беспокойную пору все без исключения беспризорные дети априори считались преступниками, поскольку бродяжничали и добывали пропитание если не воровством, то попрошайничеством. Детские колонии вскоре появились по всей стране: на берегах Волги, например, действовала Трудовая сельскохозяйственная колония имени писателя Джона Рида, была своя колония и в подмосковном Болшево, и на Украине. Согласно официальной статистике, в 1924 году в подобных дисциплинарных заведениях удалось разместить более 280 тысяч вчерашних беспризорников.
C одной стороны, это была эпоха жесточайшей бюрократии (попечением о беспризорных, кроме милиции, занимались и наркомздрав, и наркомпрос, и профсоюзы, и комсомол), но с другой – постреволюционное время отличалось повсеместными экспериментами, в том числе, и в педагогике. Детей предлагали учить без уроков и бригадами, то – вообще, ничему не учить, мол, каким человек уродился, таким пусть и будет. В этом хаосе идей одним из самых интересных и эффективных в советской педагогике стал метод детского самоуправления. А самым известным педагогом, реализовавшим эту идею в практике – Антон Макаренко.
Антон Семенович окончил педагогический институт с золотой медалью, до революции успел поработать в интернате для детей работников железной дороги и даже побывал директором школы. В 1920 году по приказу местного отдела народного образования Макаренко создал в украинском селе Ковалевка около Полтавы колонию для несовершеннолетних правонарушителей, которой в 1921 году было присвоено имя главного пролетарского писателя – Максима Горького.
Под колонию Макаренко был задействован заброшенный монастырь, в котором провели ремонт, заделали прогнившую крышу. Здание заселили беспризорниками в возрасте от 14 до 18 лет, которых в течение нескольких дней собирали на вокзалах и улицах. «Вы здесь хозяева!», – этими словами встретил вчерашних бродяжек Антон Макаренко. Он заявил подросткам, что обустройством их нового общего дома они должны заниматься самостоятельно, своими силами. «Нет столов — сделайте столы, стулья, побелите стены, вставьте стекла, почините двери», – объяснял детям новую методику воспитания их наставник. Вопреки мнению скептиков, никаких «специальных педагогических приемов», он не применял. Жизнь сама заставила ребят работать совместно – и больших, и маленьких. И если кто-то переставал выполнять свои функции, остальным приходилось труднее, и они сами «воспитывали» лентяя. Вот и весь метод. Как в семье. По сути, Макаренко стал одним из идеологов «соцвоса» – социального воспитания. Его система строилась на доверительном и уважительном отношении к детям, но при максимальной требовательности. Колонию он вскоре превратил в коммуну, где не было охраны и колючей проволоки на заборе. У каждого ребенка, в зависимости от возраста, была конкретная сфера ответственности: кто-то чистил картошку, кто-то мастерил мебель. Все учились читать и писать. Макаренко применял принцип самоорганизующегося организма, где уравновешивающими моментами были труд, учеба и творчество.
Эта система стала широко известна благодаря книге Антона Макаренко «Педагогическая поэма». В наши дни она получила международное признание, ЮНЕСКО даже назвало Макаренко одним из четырех человек, определивших способ педагогического мышления в ХХ веке. Однако в самом СССР современники Антона Семеновича почему-то сочли его методы не вполне советскими. Макаренко подвергался критике вдовы Ленина, заместителя наркома просвещения Надежды Крупской. В итоге в 1928 году талантливому воспитателю пришлось покинуть коммуну имени Горького. Однако вскоре он сумел возглавить Детскую трудовую коммуну НКВД Украинской ССР им. Ф.Э. Дзержинского, расположенную под Харьковом. Между собой воспитанники называли свою колонию “страна ФЭД” – по инициалам самого известного в СССР чекиста. Именно силами несовершеннолетних воспитанников этой коммуны началось производство компактного, очень прочного и недорогого отечественного пленочного фотоаппарата, который тоже получил имя ФЭД.
Есть мнение, что камера ФЭД – это точная копия немецкого аппарата Leica образца 1925 года. Якобы наши инженеры просто разобрали германский механизм и тютелька в тютельку скопировали его. Согласно другой версии, непосредственный предок коммунаровского ФЭДа был собран на Украине еще до революции. Действительно, в цехах Харьковского оптического Общества в 1906 году собирали малоформатную фотокамеру «Циклоп», созданную умельцем Корнелием Евтушенко. Вполне вероятно, что именно «Циклоп», которым, к слову, пользовались даже при дворе императора Николая II, и оказался прототипом советского ФЭДа.
В 1932 году при коммуне был запущен первый в Советском Союзе завод по сборке электроинструментов. Воспитанники легко и быстро освоили производство электросверлилок, которые до этого импортировались в основном из-за рубежа. Так что корни всем известной отечественной электродрели уходят именно под Харьков, в коммуну имени Дзержинского. Первые удачи на электрическом поприще вскоре позволили существенно усложнить задачу: коммунары дерзнули собирать фотоаппараты. Инженеры, оптики, конструкторы недоумевали: несмышленые мальчишки будут делать такую сложную технику? Линзы с точностью до микрона? Фотоаппарат состоял из сотни деталей, и некоторые из них надо было изготавливать с точностью до 0,001 миллиметра. Но коммунары не подвели. К концу 1932 года было собрано 10 первых камер. Говорят, их преподнесли в дар руководству страны. А когда эксперты подтвердили их отличное качество, фотоаппараты от коммунаров пошли в серийное производство. Так, в 1934 году было выпущено уже 1800 портативных ФЭДов, а в 1935-ом – 15 тысяч. Примечательно, что аппараты подобного типа в то же время не сумели освоить производственники Ленинграда, сославшись на скверный городской климат, который влиял на качество линз. В общем, фотоаппарат «ФЭД» был в 30-е годы настоящим чудом техники. Причем собирали его 13-летние пацаны, имея в распоряжении самые примитивные инструменты. К началу Второй Мировой войны объем их производства составил более 160 тысяч в год.
Благодаря успешному производству, коммуна, которая была на хозрасчете, жила довольно безбедно. Прибыть с продажи ФЭДов полностью покрывала затраты на содержание завода, общежитий, школы, а еще ежегодно приносила государственной казне пять миллионов рублей. За счет заработанных денег коммунары путешествовали по стране, ездили летом на море, посещали в харьковские театры. Однако успешный экономический опыт Антона Макаренко снова не пришелся ко двору – к середине 30-х годов НЭП и хозрасчет в стране начали сворачивать. Коммуну вскоре превратили в завод, а повзрослевших коммунаров — в рабочих. Макаренко в 1935 году оставил педагогическую работу, уехал в Москву и занялся литературой.
Интересно, что в 70-е годы сотрудники лаборатории Макаренко при Марбургском университете разыскали в парижском доме престарелых брата советского педагога – Виталия. О нем Антон Макаренко вспоминал в своей анкете от 1935 года: «Мой брат с августа 1919-го был в армии Деникина, подпоручик. Сейчас в эмиграции. Местожительство мне неизвестно, связей не имею». Однако известно, что с 1917 до 1919 года они вместе работали в школе, но потом их дороги разошлись. Ученые из Марбурга помогли Виталию написать книгу «О моем брате», благодаря которой и стали известны важные биографические сведения об Антоне Семеновиче. Например, что Антон был болезненным мальчиком, часто простужался, переживал из-за своей хилости, некрасивости и ранней близорукости. Зато он был самолюбив и всегда стремился во всем быть первым. Был франтом, носил накрахмаленные сорочки с галстуком, сюртуки, пенсне. С пяти лет отец выучил его писать, читать. Он умел петь, рисовать, играть на скрипке, интересно рассказывал и «актерствовал». Собственно, из этой биографии и стало понятно, откуда произрастает педагогический талант Антона Макаренко. Виталий считает, что его брат, прежде всего, был незаурядным писателем, наблюдательным и внимательным к человеку. Правда, отмечает он, с книгами, изданными педагогом, связан еще один стереотип об Антоне: в «Педагогической поэме», «Флагах на башнях», «Марше 30 года» главный герой – это интеллигент, растерявшийся перед «бандой» своих воспитанников-колонистов, не знающий, с чего начать. А так как книги Макаренко все считали автобиографическими, то и за ним закрепился этот образ. На самом деле, рукописи книг подвергались очень серьезной цензуре в издательствах, и образ растерянного интеллигента был буквально навязан автору редакторами.
Разве мог слабый, неопределившийся человек совершать такие поступки, какие совершал Антон Макаренко? Однажды он вызволил из камеры смертников озлобленного на весь мир парнишку – Семена Калабалина. В его уголовном деле было отмечено, что он «закоренелый мародер», за ним числились многочисленные погромы и грабежи. А Макаренко с первой минуты общения с юным бандитом перешел на «вы». За воротами тюрьмы он вдруг попросил: «Подождите меня здесь, я шапку забыл». Парень удивился: шапка-то на голове! И остался ждать этого странно вежливого человека в очках. Еще через полчаса Макаренко вручил ему 100 тысяч рублей и поручил купить зерно для всей колонии. А потом даже не пересчитал ни товар, ни оставшиеся деньги. У одной из бывших воспитанниц Макаренко, которая сама стала педагогом, как-то спросили: «Как вы объясните феномен Макаренко-воспитателя?» «Феномена не было, — ответила она. — Воспитывал он, как и жил — сердцем». Весной 1939 года Антон Макаренко спешил в столицу из подмосковного Дома творчества, вез на киностудию сценарий. На станции Голицыно помог какой-то женщине поднять тяжелые узлы на подножку вагона. И умер, от разрыва сердца. Ему шел всего 52-й год.
А запущенный в производство с легкой руки Макаренко ФЭД еще долго был популярен у фотолюбителей, став символом советской фотоиндустрии. Последним представителем легендарного фотоаппарата стал «ФЭД-5», который начали выпускать в 1977 году. Общее количество всех камер этой марки к началу 90-х годов составило более 765 млн штук! Вскоре техническую документацию передали и на другие советские заводы. В подмосковном Красногорске его выпускали под брендом «Зоркий».
Всего заводом было выпущено свыше 2 млн камер. В коллекции “Маленьких историй” представлен фотоаппарат “Зоркий-4” с барабанным взводом затвора, в кожаном футляре. Этот аппарат выпускался в Красногорске с 1956-го по 1973 годы. Розничная цена «Зоркого-4» в СССР в 1960-е годы в зависимости от типа объектива составляла от 38 до 50 рублей.
Удивительно красивая и гармоничная конструкция, вобравшая в себя лучшие черты послевоенной Лейки, широко раскрытый лиловый глаз Юпитера-8, штатного объектива, — все говорит о том, что создатели этого шедевра Красногорского механического завода вложили в него не только свой труд, но и душу. По мнению фотолюбителей, эта камера — лучшее из того, что было поставлено на конвейер в Красногорске за прошедшие полвека. Все последующие модели марки “Зоркий” были либо явно слабее «четверки» по широте технических возможностей (5, 6), либо не были ее логическим развитием (10-12) и коренным образом отличались в сторону уменьшения надежности и творческих возможностей. Недаром этой камерой охотно пользовались не только фотолюбители, но и корреспонденты областных и районных газет, криминалисты, геологи — словом, все те, кому был необходим компактный и надежный инструмент для решения профессиональных задач.
