Настенная декоративная тарелка (плакетка) «Louis XVII 1815-1824». Выпущена под порядковым №7 в знаменитой тематической серии «La Mode depuis Terre cent ans» (Мода на 100 лет), состоящей из дюжины тарелок. Франция, конец XIX века. На дне плакетки клеймо производителя — известной французской фирмы «Creil & Montereau». Материал — фаянс, деколь. Диаметр — 20,5 см. Оригинал. Состояние хорошее, без сколов и трещин.
Изящная подпись по нижнему краю нашей антикварной тарелки вовсе не означает, что на ней изображен сам Луи XVIII. Вовсе нет. В «зеркале» плакетки художник нарисовал представительного вида мужчину и двух женщин, одетых в типичные для Франции той эпохи (1815-1824) наряды в стиле «сдержанного романтизма». Галантный кавалер изображен в военной форме, высоких сапогах с острыми носами и шпорами, обтягивающих лосинах, коротком сюртуке с эполетами и стоячим воротником, в золоченом шлеме с пером. Дамочки — в длинных платьях с рюшами и кружевами, богато декорированных шляпах. Знатоки моды сразу обратят внимание: пышные напудренные парики, бороды и усы, накрахмаленные жабо, наполеоновские двууголки, равно как и укороченные панталоны у мужчин ушли в прошлое. Модницы той поры так же отказывались от париков и броской косметики с мушками, предпочитали натуральные волосы, носили наряды в пол, закрывавшие щиколотки, приталенные, но закрытые платья, никаких декольте, открытых спин и локотков, на руках длинные перчатки, шляпы без длинных перьев — немного легкомысленно, но нисколько не фривольно, как в эпоху Людовика XIV.
Кроме тарелки №7, оказавшейся в нашей коллекции артефактов, в декоративную серию «La Mode depuis Terre cent ans» входили еще 11 плакеток. На каждой из них изображены щеголеватого вида французские франты и дамы, одетые по последнему веянию моды сообразно конкретной эпохе — начиная от Великой Французской революции в 1789 году в бытность королем Людовика XVI, и далее — в годы правления Наполеона, Карла X, Луи Филиппа и т.д. Заметим, что в полном составе эта историческая серия в частных коллекциях не встречается, только разрозненно. Вот некоторые из входящих в нее плакеток:
Этот набор был создан мастерами одной из самых известных французских мануфактуру «Крей и Монтеро» («Creil-Montereau»). Это фаянсовое предприятие было создано в селе Монтеро-сюр-ле-Жар Жаном Роньоном в 1749 году. Вскоре мануфактуру возглавил Этьен-Франсуа Мазуа, в пору которого местный фаянс впервые стал достойно конкурировать с изделиями английской фирмы Веджвуд. Очередной владелец фирмы Кристофер Поттер (1751 – 1817) стал первым, кто применил британскую технику переводных изображений с гравюр на поверхность керамических изделий. После очередной перекупки предприятие объединяется с мощностями из селения Крей и получает соответствующую приставку в названии. К концу XIX века, т.е. как раз когда в цехах «Крей и Монтеро» была создана наша тарелка, на предприятии работало 900 человек. Тогда же умельцами фирмы «Creil & Montereau» были созданы и другие знаменитые декоративные серии настенных тарелок, в том числе, «Наша военная Слава», «Оперные герои», «Шансон», «Брак», «Автолюбители». Всего же в цехах завода было выпущено 320 тематических серий посуды.
В XX веке предприятие снова переходило из рук в руки, меняло название, пока окончательно не закрылось в 1955 году. К сожалению, заброшенные цеха завода были снесены бульдозерами, под катком погибли тысячи уникальных гипсовых форм. Архивы и технологии были утрачены в одном из пожаров. Последние 40 лет французские энтузиасты пытаются по крупицам восстановить историю и наиболее яркие экспонаты «Creil & Montereau».
Но вернемся к Луи XVIII (точнее — Людовику Станисласу Ксавье). Он довольно редко одевался сообразно модным тенденциям. И вовсе не потому что у него был какой-то особый консервативный стиль, просто этот представитель династии Бурбонов в силу своего отменного аппетита с самой юности был очень тучным. Так что в лосинах и приталенном коротком камзоле старался не позировать художникам, ибо смотрелся в них не столь щеголевато, как лихой француз с нашей тарелки. А вот карикатуристы любили изображать Луи без прикрас. Он вообще был едва ли не самым популярным персонажем у карикатуристов после Наполеона и Людовика XIV.
Он оказался последним монархом Франции, которого не свергли с престола в угаре трех французских революций. Правда, путь к этому престолу у Луи был необычайно долог и тернист — почти 24 года изгнаний с двумя довольно продолжительными остановками в России, о которых почему-то редко кто вспоминает. А мы как раз вспомним.
Граф Прованский Людовик Станислас Ксавье (назван в честь прадеда, польского короля Станислава Лещинского) был вынужден покинуть Францию в 1791 году — в самый разгар Великой Французской революции. После того как республиканский конвент отправил на гильотину его родного брата — короля Людовика XVI — Луи понял, что в Париж ему, как представителю Бурбонов, путь отрезан надолго. Скитаясь с семейством по Старому Свету — от одного европейского двора к другому, но нигде подолгу не задерживаясь — в 1795 году Луи провозгласил себя монархом Франции под именем Людовика XVIII. И, в общем, имел на то полное право, поскольку арестованный революционерами 10-летний наследник короны Луи Шарль Капет скончался в тюрьме. Европейские монархи и рады были бы признать нового короля Франции, но под давлением Французской республики никто не смел оказать сколь-нибудь реальную поддержку семейству Бурбонов и даже дать ему длительный приют. Понять нерешительность европейских правителей можно: провозгласив себя королем, Луи оставался абсолютно инертен, против своих оппонентов боролся разве что манифестами и пасквилями. В общем, никакой политической силы титулярный монарх не представлял, в отличии от дорвавшихся до власти революционеров.
Самопровозглашенный правитель почти 8 лет метался между Брюсселем, Вероной и Бланкенбургом, пока его в 1798 году не пригласил переждать трудные времена российский император Павел I. Русский царь оказался как никто добр и щедр к изгнаннику: оплатил расходы (60 тысяч рублей) на переезд Людовика XVIII с семьей, свитой и 100 гвардейцами в Россию. Спустя месяц именитые, но всеми отринутые в Европе гости добрались до места — в распоряжение короля без королевства был отдан построенный некогда по заказу герцога Бирона и проекту Бартоломео Растрелли Митавский дворец в Курляндии (современная Елгава в Латвии). И здесь вдруг проявилась вся неблагодарность французского монарха к принимающей стороне: Луи с первых же дней стал жаловаться на отсутствие элементарного комфорта в провинциальном пристанище и задержку назначенных Павлом I пенсионных выплат на содержание короля (российский император обещал Луи 200 тысяч рублей ежегодно). «Павел обставил меня здесь с грехом пополам. Покои для меня, королевы и герцога Ангулемского были меблированы очень пышно. Но комнат для лиц моей свиты и моего дома не догадались приготовить вовсе. В этом громадном замке мы нашли только голые стены. Пришлось покупать на свой счет все необходимое для первого обзаведения», — писал недовольный Людовик в своем дневнике.
Дворец и впрямь был не самым шикарным в России (сохранился в Елгаве по сей день), но до этого Луи и вовсе приходилось скрываться в Бланкенбурге в двухкомнатной квартирке над аптекой, так что его претензии иначе как снобистскими капризами не назовешь. Как не назовешь скромным его пребывание в Митаве. Будучи окруженным во дворце своей многочисленной свитой, Людовик всеми силами старался сымитировать здесь шикарную придворную жизнь Версаля. В 1799 году полку именитых гостей в Митаве прибыло: в Россию приехала племянница Людовика — Мария-Тереза. Спустя несколько месяцев в том же дворце состоялась пышная свадьба Марии-Терезы с ее двоюродным братом Луи-Антуаном. Картина художника Жана-Шарля Тардю «Людовик XVIII в Митаве коронует розовым венком» повествует еще об одном курляндском развлечении Луи: символической коронации Розьеры — невинной девственницы, достигшей совершеннолетия. Это давняя французская традиция, которая после Великой революции начала было увядать, но король в изгнании решил назидательно ее сохранить. К слову, эта акция имела свой эффект! Узнав о проведенном в Митаве обряде, Наполеон выделил немалые средства на обеспечение приданым и выдачу замуж бедных добродетельных дев, а по случаю своего брака с Жозефиной он оплатил 6000 заявок на браки солдат своей армии с избранными розьерками.
В общем, в Курляндии французский король жил на широкую ногу, продолжая при этом жаловаться на нехватку средств. Такое поведение существенно остудило дружеский пыл российского императора: он даже не дал Луи согласия на прибытие ко двору в Санкт-Петербург, хотя француз собирался с визитом. А тут еще Павла I возмутили действия союзников по антифранцузской коалиции: австрийцы и англичане явно действовали против российских интересов. В таких условиях Россия сочла разумным искать примирения с Францией. И Париж с охотой пошел навстречу: Наполеон в знак особого расположения даже отпустил из плена 6000 русских солдат. В общем, опекать Людовика российскому императору стало не с руки, дальнейшее пребывание Бурбонов в Митаве стало неуместным. Новый 1801 год начался для французского короля с плохих новостей: Луи XVIII сообщили, что тот должен в течение суток покинуть Россию по приказу государя. Деньги на возвращение в Европу монарху ссудили курляндские бароны.
Новым временным приютом для Людовика стала Варшава. Там спустя всего 2 месяца, в марте 1801 года, ему сообщили о безвременной кончине 46-летнего российского монарха. Догадывался ли Луи, что Павел I был убит в результате заговора, или же он, как и большинство, поверил в то, что императора сразил апоплексический удар, мы уже не узнаем. Но Людовик искренне скорбел, о чем сохранилась запись в его дневнике: «Не могу выразить, что было со мной, когда я узнал об этом событии. Я забыл несправедливости в отношении меня и думал только о смерти, его постигшей».
Новый российский самодержец Александр I в политические игры с Наполеоном играть не стал и сразу предложил Людовику вернуться в Митаву под защиту России. Луи долго не принимал приглашение, согласился на повторный приезд только в 1804 году, когда король Пруссии приказал ему покинуть Польшу. На этот раз Митавский дворец стал пристанищем Людовика на целых два года. Здесь же весной 1807 года Александр I навестил именитого гостя, заверив его в вечной дружбе и покровительстве. Российский самодержец лукавил: он был весьма невысокого мнения о скитавшемся французском короле, считал его недостойным престола, но вынужден был оказывать тому почести из-за войны с Наполеоном. Ну, а когда Александр I летом 1807 года заключил Тильзитский мир с корсиканцем, гордый Людовик, не дожидаясь пока ему укажут на дверь, вторично покинул Митаву. Разгрома Наполеона Луи смиренно 7 лет дожидался в Лондоне. Весной 1814 года Луи наконец вернулся в Париж, получив в народе прозвище «Желанный»: многие во Франции и в эмиграции очень ждали его возвращения, связывая с ним надежды на перемены. И совершенно напрасно: ни обещанных свобод, ни конституции Людовик Желанный французам так и не дал.
Кстати, создатели нашей тарелки ведут отсчет правления Луи XVIII не с 1814-го, а с 1815 года. И это не случайно. Только-только Людовик привык к короне, как ему снова пришлось бежать из Парижа, узнав, что Наполеон высадился на южном берегу Франции. И лишь после окончательного разгрома корсиканца при Ватерлоо король наконец вернулся на трон. Политиком он был довольно пассивным и нерешительным, избегал государственных дел, предпочитая им пышную трапезу, недовольны им были и роялисты, и либералы. Экономический подъем и культурный расцвет той поры французы связывают вовсе не с именем короля, а с герцогом Ришелье, который успел поднатореть на государственных должностях в России (тот самый Ришелье, которому установлен памятник в Одессе). Людовик XVIII, он же Последний, восседал на престоле вдвое меньше, чем к нему шел. Он занял трон ровно через 1000 лет после франкского императора Людовика I Благочестивого (814), с которого началась нумерация его тезок. На закате царствования Луи страдал от тяжёлой подагры и фактически был прикован к постели, за что злопыхатели нарекли его «королём-кресло». Последний год жизни он даже не мог самостоятельно держать голову. Людовик Последний скончался в 1824 году от ожирения и подагры. Истории он оставил афоризм: «Точность — вежливость королей». Однако немногие знают, что это лишь половина фразы, сказанной Луи. Полностью же она звучала так: «Точность — вежливость королей, но обязанность для их подданных».
