Миниатюрная складная записная книжка с отрывными страницами и боковым отделением для карандаша. Франция, 1890 год. Футляр изготовлен из металла, покрытого накладным серебром (традиционная французская техника плаке), оформлен в стиле ар-нуво. На одной стороне корпуса в круглой рамке размещен оттиск Эйфелевой башни, дирижабля и воздушного шара, на другой – характерные для стиля модерн виньетки и цветочный декор. Там же виднеется нечеткое клеймо производителя. На верхней сшивающей части футляра имеется колечко, к которому некогда крепилась цепочка для ношения в кармане или на запястье. Размеры: 6,5 см на 4,5 см. Оригинал. Видны характерные следы ношения. Все страницы блокнота целы, не использованы, имеют перфорацию для аккуратного отрыва и скруглены по углам. Оригинальный грифель в металлической оправе отсутствует.
Эту стильную почти кукольных размеров вещицу сегодня иначе как сувениром на память – изящным, но бесполезным – и не назовешь. Вроде магнита или ракушки из поездки. Однако еще 100 лет назад у этих записных книжечек было вполне конкретное функциональное назначение. Более того, в каждом европейском языке этот аксессуар обозначался отдельным термином. Да что там! Без этой миниатюрной штуковины четкий церемониал балов Викторианской эпохи был бы напрочь нарушен, на паркете царил бы хаос, а то и мордобой. Итак, перед нами карнэ (от французского – carnet de bal), агенда (от немецкого – agenda) или таблетка (в русском варианте) – бальная записная книжка, которая в XIX веке имелась в арсенале каждой выходящей в свет дамы.
Правила поведения на балах – как в Европе, так и в России – были определены еще в конце XVIII века и оставались практически неизменными вплоть до того, как этот вид аристократического досуга окончательно уступил место современным танцплощадкам. А ведь когда-то в сезон балов, который традиционно длился с конца декабря и до начала Великого поста, дамы и кавалеры успевали продефилировать десятки километров па. В многочисленных «руководствах к светской жизни» был подробно регламентирован каждый нюанс бального этикета: как следует отправлять и принимать приглашение на вечер, в каком наряде его посещать, как заводить и поддерживать разговор и, конечно, как давать согласие на танец. От четкого соблюдения всех этих правил зависела, в том числе, и репутация барышни: светская молва не щадила ни кокеток, ни грубиянок, ни прочих проявлений бального моветона.
Приглашение на бал устроители рассылали за несколько дней до самого события. Бойкие кавалеры старались заранее ангажировать понравившихся девиц, еще до того, как хозяин или хозяйка объявляли начало вечера, а то и накануне. Приглашение на танец, как правило, поступало в форме комплимента. Что-то вроде: «Вы сегодня просто очаровательны. Надеюсь, Вы подарите мне удовольствие любоваться Вами в котильоне?». Этикет предписывал танцующим девушкам принимать приглашение от всех присутствующих на балу мужчин, кроме незнакомцев. Вставать в пару с одним и тем же партнером более трех раз в течение вечера считалось моветоном. Для отказа в танце барышне нужен был повод, хотя бы формальный. Таковых было немного: если кавалер подходил без перчаток (тогда девушка делала вид, будто оскорблена), если даме вдруг “сделалось дурно” (духота, нездоровый румянец, головокружение), если танец был обещан другому партнеру. Если же гостье и впрямь надоело кружиться в вальсе, она устала или не в настроении, ей следовало пройти из бальной комнаты в другую – игральную, курительную, но более не давать потенциальным партнерам ложных надежд. Изданное в 1890 году пособие «Жизнь в свете, дома и при дворе» предупреждало: «Отказывая под предлогом усталости одному кавалеру и принимая в то же время другого, она рискует навлечь на себя значительные неприятности. Точно также неосторожно и рискованно по забывчивости перепутать кавалеров и обещав одному, танцевать с другим; хотя это и случается часто совершенно невольно, но может показаться оскорбительным для забытых».
И ведь пособие абсолютно правильно предостерегало. Бальный этикет ошибок не прощал. Иван Сергеевич Тургенев еще в 1854 году в повести “Затишье” описал, как рядовой конфликт на балу между кавалерами из-за намеренной “забывчивости” одной бессердечной дамочки (Натальи Веретьевой) перерос в настоящую дуэль:
«Владимир Сергеич направился в гостиную и остановился у одного из карточных столов. Вдруг он почувствовал, что кто-то сзади прикоснулся к его руке; он обернулся — перед ним стоял Стельчинский.
— Мне нужно с вами в соседнюю комнату на пару слов, если вы позволите, — промолвил он по-французски очень вежливо и с нерусским выговором.
Владимир Сергеич последовал за ним. Стельчинский остановился у окна.
— В присутствии дамы, — начал он на том же языке, — я не мог сказать ничего другого как то, что я сказал; но вы, я надеюсь, не думаете, что я действительно намерен уступить вам моё право на мазурку с mademoiselle Veretieff.
Владимир Сергеич изумился.
— Как так? — спросил он.
— Да так же-с, — спокойно отвечал Стельчинский, положил руку за пазуху и раздул ноздри. — Не намерен, да и только.
Владимир Сергеич тоже положил руку за пазуху, но ноздрей не раздул.
— Позвольте вам заметить, милостивый государь, — начал он, — вы чрез это можете вовлечь mademoiselle Veretieff в неприятность, и я полагаю…
— Мне самому это было бы крайне неприятно, но никто не мешает вам отказаться, объявить себя больным или уехать…
— Я этого не сделаю. За кого вы меня принимаете?
— В таком случае я вынужден буду требовать от вас удовлетворения.
— То есть в каком это смысле… удовлетворения?
— Известно, в каком смысле.
— Вы меня вызовете на дуэль?
— Точно так-с, если вы не откажетесь от мазурки».
Да, Веретьева стравила своих воздыхателей намеренно, но если учесть, что программу бала составляли около 20 танцев, включая полонез, вальс, мазурку, кадриль и котильон, то немудрено было по нелепой случайности или рассеянности перепутать всех кавалеров, коим дано было согласие. Так вот чтобы не забывать, кому и какой танец обещан, девушка записывала имена партнеров рядом с названием танца в специальную записную книжицу, размером с половину ладони – такую, как хранится в нашей коллекции артефактов. Иногда кавалеры сами записывали в дамские карнэ свои приглашения на танец – тогда уж партнерша точно не могла сослаться на “девичью память”.
Приведем отрывок из мемуаров князя Сергея Евгеньевича Трубецкого (1890-1949) “Минувшее” о московских балах начала XX века:
“Принимающие участие в танцах дамы (в мое время в Москве это были почти исключительно девицы, редко — замужние дамы) сидят на обитых голубым шелком белых точеных стульях вдоль стен. Кавалеры приходят приглашать их на танец и после танца, поблагодарив, отводят на место. Здороваясь, кавалер обязательно снимает перчатку с правой руки; только дама не снимает перчатки, подавая руку. Танцевать кавалер, как и дама, непременно должен в перчатках. После первого вальса, с которого всегда начинался бал в мое время, в Москве танцевали и другие танцы: венгерку, краковяк, падепатинер, падеспань, падекатр. Вслед за мелкими танцами шла 1-я кадриль, потом опять мелкие танцы, 2-я кадриль, мелкие танцы и 3-я кадриль. Иногда после 3-й кадрили и мелких танцев была мазурка (когда бывала 4-я кадриль, мазурка была после нее). Если приглашения на мелкие танцы делались всегда на самом балу, то на кадрили, мазурку и котильон обычно приглашали задолго. И у дам, и у кавалеров были специальные записи танцев. У «имеющей успех» дамы было почти безнадежно просить какую-нибудь кадриль, а тем более мазурку или котильон, на самом балу: все было разобрано заранее”.
Когда именно появились первые бальные записные книжки, с точностью сказать трудно. В последней трети XVIII века они уже существовали. Считается, что впервые они появились в Вене, откуда распространились по всей Европе и России. Поначалу дамы приспосабливали для этих целей программку бала – напротив каждого танца вписывали имя партнера. Позже вошли в практику варианты Hand Made: женщины сами шили изящные тканевые конвертики, в которые вставляли небольшие листочки и карандаш для записей. Ну, а в XIX веке карнэ стали изготавливать промышленным способом. Первые такие агенды представляли собой обшитые бархатом или атласом коробочки с вложенными в них тонкими пластинами из слоновой кости. Такие “книжки” могли служить вечно: перед каждым новым балом девушка просто стирала имена кавалеров с прошлого приема. Однако для многих девиц эти исписанные страницы были дороги как память, их хотелось пересматривать снова и снова. Тогда в моду вошли блокноты с бумажными отрывными страничками – иногда цветными, иногда с золотым тиснением, иногда для удобства уже пронумерованными и разбитыми на линии.
Чаще всего карнэ имели форму книжки, но иногда их печатали в виде веера или цветка с отрывными лепестками. Футляр зачастую был настоящим произведением ювелирного искусства: их изготавливали на заказ из золота или серебра, малахита или покрытого перламутром панциря черепахи, слоновой кости или кожи экзотических животных, которую инкрустировали драгоценными камнями, декорировали старинными миниатюрами или портретами монархов, дополнительно монтировали в них часики, зеркальце, фотографию, монограмму. В общем, чем богаче бальная книжка – тем состоятельнее и статуснее ее хозяйка. Известно, например, что князь Григорий Потемкин преподнес в дар российской императрице Екатерине II, обожавшей устраивать балы, золотое карне, покрытое синей эмалью, декорированное отборным жемчугом, опалами, изумрудами, старинной миниатюрой и надписью “НАПОМИНАНИЕ” (чтобы государыня, очевидно, ни очередность обещанных кавалерам танцев не забыла, ни самого Потемкина).
Нередко на корпусе бальной книжки изображали какие-нибудь романтические символы или узнаваемые места – старинный замок, красивый мост или горный пейзаж. В нашем случае это только-только отстроенная в центре Парижа Эйфелева башня, вокруг которой кружат дирижабли и монгольфьеры – символы всего передового в самом романтичном городе в мире. В эпоху модерна на футляре карнэ непременно изображали цветы, каждый из которых имел свой тайный смысл: например, орхидея символизировала роскошь и любовь, папоротник – тишину и покой, роза – красоту жизни, лилия – чистоту и непорочность, гортензия – скромность и искренность, ирис – свет и надежду, клематис – нежность, чертополох – мужество и стойкость. Разумеется, кавалер с первого взгляда считывал всю эту скрытую семантику, поэтому дама подбирала себе бальную книжку с особым тщанием.
Помните, у Александра Куприна в “Гранатовом браслете”:
«Она достала из своего ручного мешочка маленькую записную книжку в удивительном переплете: на старом, стершемся и посеревшем от времени синем бархате вился тускло-золотой филигранный узор редкой сложности, тонкости и красоты. Книжка была прикреплена к тоненькой, как нитка, золотой цепочке, листки в середине были заменены таблетками из слоновой кости.
— Какая прекрасная вещь! Прелесть! — сказала Вера и поцеловала сестру. — Благодарю тебя. Где ты достала такое сокровище?
— В одной антикварной лавочке. Ты ведь знаешь мою слабость рыться в старинном хламе. Вот я и набрела на этот молитвенник. Посмотри, видишь, как здесь орнамент делает фигуру креста. Правда, я нашла только один переплет, остальное все пришлось придумывать — листочки, застежки, карандаш….
Вера ласково погладила прекрасный переплет.
— Какая глубокая старина!.. Сколько может быть этой книжке? — спросила она.
— Я боюсь определить точно. Приблизительно конец XVII века – середина XVIII…
— Как странно, — сказала Вера с задумчивой улыбкой. — Вот я держу в своих руках вещь, которой, может быть, касались руки маркизы Помпадур или самой королевы Антуанетты… Но знаешь, Анна, это только тебе могла прийти в голову шальная мысль переделать молитвенник в дамский carnet».
Трепетное отношение дам к этому аксессуару вполне понятно. Представьте, как сладко засыпала барышня, перелистывая эту книжицу перед сном – ведь, по большому счету, плотность записей в блокноте свидетельствовала о востребованности его владелицы у сильного пола. Это был своего рода список любовных побед на отдельно взятом балу, ибо каждое приглашение говорило о симпатии кавалера. Но даже самые популярные дамы старались не заполнять заранее весь блокнот: хотя бы четверть танцев следовало предусмотрительно оставлять для хозяев бала, внезапных высоких гостей и многообещающих знакомств. Разумеется, в обществе было не принято обсуждать эти записи, однако и без этого было видно, что одна девица вынуждена отказывать случайным кавалерам, потому что у нее все карнэ расписано, а какая с надеждой теребит книжицу, закрывая ладонью незаполненные страницы. В общем, дамы, у которых “свободными” оставались основные танцы, считались неудачницами и дурнушками. Примечательно, что бальный этикет предписывал воспитанным кавалерам время от времени приглашать на танец и не самых популярных барышень. Многие шли на это ради того, чтобы угодить матушке или тетушке засидевшейся девицы, которая, как правило, присутствовала тут же на балу. Вспоминается в этой связи роман “Собственник” Джона Голсуорси, написанный в 1906 году:
“Поток гостей увеличивался; мамаши расселись вдоль стены напротив дверей, более подвижная публика влилась в толпу танцующих. Мужчин не хватало, и дамы, оставшиеся без кавалеров, смотрели на танцы с тем патетическим выражением, с той терпеливой, кислой улыбкой, которая, казалось, говорила: “О нет! Не обманете! Я знаю, что вы не ко мне. Я на это и не надеюсь!” И Фрэнси то и дело упрашивала своих поклонников или кого-нибудь из неискушенных:
– Ну, сделайте мне удовольствие, пойдемте, я вас познакомлю с мисс Пинк; она очаровательная девушка! – и подводила их к ней.
– Мисс Пинк, у вас, может быть, остались свободные танцы?
Улыбаясь деланной улыбкой и слегка краснея, мисс Пинк отвечала:
– Да, кажется, остались! – и, заслонив рукой чистое карнэ, лихорадочно записывала Гэтеркоула где-то в самом конце под тем танцем, который он предлагал”.
В общем, бальная записная книжица была для дамы таким же обязательным аксессуаром, как веер, перчатки, батистовый платочек или пузырек с нюхательной солью. Многие ошибочно полагают, что карнэ ушли в прошлое вместе с Викторианской эпохой – отнюдь. Да, в России после 1917 года эти штуковины за ненадобностью исчезли. Но в Европе и США бальные записные книжки, как и сами балы, были востребованы вплоть до середины 1950 годов. А в 1937 году французский режиссер Жюльен Дювивье снял фильм, который так и называется “Бальная записная книжка”. Его героиня на склоне лет решает отправиться на поиски бывших кавалеров, чьи имена были вписаны в ее карне, которую она впервые взяла на бал в возрасте 16 лет в 1919 году. Этот аксессуар много раз появляется в кадре. В форме бальной книжки в фильме оформлены даже начальные титры.
Бальные записные книжки выпускаются и сегодня. Конечно, это уже не ювелирные шедевры, а издательские фантазии. Делают их маленькими тиражами, под заказ организаторов какого-нибудь благотворительного или тематического бала. Но выпускают. И сегодняшние юные барышни записывают в них имена своих кавалеров с неменьшим удовольствием, чем их прабабушки.
