Один день в истории, или Тайна входного билета

Пригласительный билет на Торжественно-траурное заседание, посвященное 17-й годовщине со дня смерти В.И.Ленина. Москва, Большой театр, 21 января 1941 года. Билет выписан на имя В.С.Васильева. Оригинал, в хорошем состоянии. Яркий образец удивительных совпадений, которые преподносит нам История на примере одного-единственного дня, случайно выдернутого нами из колоды прошлого благодаря чудом сохранившемуся пригласительному билету.

Январь 1941 года. Уже полыхающая в Европе война  советским людям все еще кажется далекой, почти нереальной. В советских городах все еще в чести всевозможные заседания, в том числе и такие – “Торжественно-траурные”, которые после войны уже никогда не будут проводиться. Но в этот день, 21 января 1941 года, лучшие люди страны приезжают в Москву. Торжественно-траурные заседания в годовщину смерти Ленина проходили в Большом театре ежегодно, начиная с  1925 года. Но заседание 1941 года оказалось необычным…

По традиции на торжественно-траурных мероприятиях в честь годовщины смерти Ленина в обязательном порядке присутствовало все руководство партии. С начала 30-х годов центральной частью каждого заседания становились однотипные доклады на тему «(столько-то) лет без Ленина под водительством Сталина по Ленинскому пути». Именно отсюда пошел и сформировавшийся в годы культа личности миф, будто перед решением трудных вопросов товарищ Сталин по ночам спускается один в Мавзолей “посоветоваться с Ильичом”.Год за годом заседания в Большом театре мало чем отличались друг от друга. Однако 21 января 1941 года собрание получилось все-таки не вполне обычным.На нем впервые с момента подписания советско-германских пактов было практически официально объявлено о возможности скорой войны, причем произошло это в присутствии Сталина, последовательно отрицавшего такую возможность. Наперекор вождю выступил  молодой секретарь ЦК партии А.Щербаков (с этого времени он выступал с докладами ежегодно),  сказавший буквально следующее: “Мы не можем безучастно смотреть на то, что происходит за советскими рубежами. Международная обстановка сейчас особенно сложна и чревата всякими неожиданностями. В этих условиях необходимо проявить усиленную бдительность… Никто не имеет права самоуспокаиваться… Сталин, впрочем, реагирует на этот демарш достаточно спокойно. Возможно, он уже узнал от Лаврентия Берии о поступившем в этот же день, 21 января 1941 года, агентурном донесении N 380, в котором  говорилось:

“По сведениям, полученным источником от референта Штаба командования германской авиацией, ГЕРИНГ все более и более склоняется к заключению соглашения с Англией и Америкой, в силу создавшихся трудностей в войне с Англией и ухудшения дальнейших перспектив войны. Основные трудности заключаются в том, что в связи с затяжкой войны значительно ухудшается экономическое положение Германии.
По сведениям, полученным от надежного источника в Берлине, попытки немцев договориться с американцами выразились в том, что на завтраке, устроенном для американского посольства в Берлине ближайшими помощниками Геринга – маршалом Мильхом и генерал-полковником Удетом, последние в беседе с американским военным атташе Пептоном дали понять ему, что Германия желала бы договориться с Америкой.
По сведениям того же информатора, опровержение ТАСС, касающееся пребывания германских войск в Болгарии, произвело в германском Министерстве авиации впечатление разорвавшейся бомбы. Геринг дал распоряжение о переводе “русского реферата” Министерства авиации в так называемую активную часть штаба авиации, разрабатывающую и подготовляющую военные операции. Штаб авиации дал распоряжение о производстве в широком масштабе разведывательных полетов над территорией СССР с целью рекогносцировки пограничной полосы, в том числе и Ленинграда, путем фотосъемок и составления точных карт. Самолеты, снабженные усовершенствованными фотоаппаратами, будут перелетать советскую границу на большой высоте. Аналогичные данные получены тем же источником от сотрудника штаба командования военно-морским флотом Германии Рудемана…”

И хотя Сталину все еще трудно поверить в возможность войны с Германией, но и переговоры союзников с немцами, разумеется, восторга у него не вызывают. К тому же Англия ведет себя несколько вызывающе: по странному стечению обстоятельств, именно в этот день, 21 января 1941 года, в Лондоне закрывают редакцию газеты британских коммунистов “Дейли Уоркер”.
Формальная причина – военные ограничения, но Сталин склонен видеть в этом одно из подтверждений слухов о сговоре англичан с нацистами. А вот в Генштабе СССР планы Гитлера относительно СССР давно не вызывают сомнений. Последним поводом для беспокойства стала концентрация немецких войск на Балканах и реальная угроза их вторжения в Болгарию. Цель этих действий очевидна – румынская нефть. Она позарез нужна Гитлеру для дальнейшей войны на Востоке.

В самой Румынии меж тем тоже неспокойно. Еще с утра того же дня, 21 января 1941 года, становится известно о бунте “Железной гвардии” против Иона Антонеску. “Железная гвардия” – это румынские последователи нацистов; согласно материалам Нюрнбергского процесса, путч “гвардейцев” готовили в аппарате рейхсфюрера  SS Генриха Гиммлера (за что позже тот получит сильный нагоняй от фюрера). Сталин еще не знает, что Гитлер неожиданно для всех поддержит диктатора: хотя “гвардейцы”, предварившие восстание кровавыми еврейскими погромами, рассчитывали на поддержку со стороны фюрера, самого Гитлера интересовала не политика, а нефть. Антонеску был понятен и предсказуем для Германии, и Гитлер направляет ему в помощь свои войска. С точки зрения Сталина как сам бунт, так и последовавшая за ним поддержка Гитлером румынского диктатора служит подтверждением того, что румынская нефть перейдет в руки Гитлера. Вопрос заключался лишь в том, в каком направлении немецкий вождь направит свои танки.

Впрочем, для советских генералов ответ на этот вопрос был очевиден. Не случайно в этот же день, 21 января 1941 года, выходит Приказ № 30  Народного Комиссара Обороны СССР маршала СССР С.Тимошенко “О боевой и политической подготовке войск на 1941 учебный год”.  По характеру поставленных перед войсками задач можно судить о том, что уже к этому времени Красная армия хорошо представляла себе как техническое оснащение войск Германии (пикирующие бомбардировщики были тогда только в Люфтваффе), так и оборонительный характер будущей войны:

“4. Зенитной артиллерии:
– совершенствоваться в стрельбе по скоростным самолетам на высотах до 6000 м, по наземным целям и парашютным десантам; 
– практически освоить стрельбу по ненаблюдаемым воздушным целям, по целям, применяющим маневр, по штурмовой авиации и стрельбу заградительным огнем; 
– малокалиберной артиллерии овладеть стрельбой по пикирующим самолетам.
IV. ОБЩЕВОЙСКОВАЯ ПОДГОТОВКА
2. В текущем году отработать следующие общевойсковые темы (каждую тему в масштабе полка, дивизии и корпуса):  
– оборонительный бой в зимних и летних условиях с организацией заграждений в предполье;  
– наступательный бой на полевую оборону в зимних и летних условиях с преодолением полосы заграждений;  
– прорыв сильно укрепленной оборонительной полосы;  
– атака и оборона укрепленных районов;  
– преодоление водных преград;– встречный бой”.

Германия, тем временем, в очередной раз пытается заверить Москву в том, что у нее нет никаких агрессивных намерений против СССР. В этот же день, 21 января 1941 года имперский министр иностранных дел Иоахим фон Риббентроп шлет телеграмму статс-секретарю Министерства иностранных дел в Берлине Вейцзекеру, в которой приказывает поговорить с советским полпредом Владимиром Деканозовыми по возможности дезориентировать его относительно дальнейших перспектив германо-советских отношений:

“I. Пригласите русского полпреда к себе в среду вечером и дайте ему устно следующий ответ на заявление, врученное Вам 17 января. Вслед за этим текст ответа должен быть вручен ему в виде меморандума. (…)Текст ответа: Имперское правительство не получало никаких сообщений о том, что Англия намерена оккупировать Проливы. Имперское правительство уверено также, что Турция не разрешит английским вооруженным силам вступить на ее территорию. Однако имперское правительство информировано о том, что Англия намеревается получить плацдарм на греческой земле. (…) Имперское правительство конечно же не намеревается нарушать интересов безопасности СССР, и
этого ни в коем случае не произойдет, даже если германские войска пройдут через Болгарию. (…) Имперское правительство уверено, что, поступая таким образом, оно преследует также и интересы СССР, который был бы против получения Англией плацдарма в этих районах. Касательно запрашиваемой господином Молотовым позиции по вопросу о продолжении политических переговоров, начатых некоторое время назад в Берлине, можно заявить следующее: Имперское правительство твердо придерживается взглядов, изложенных господину Молотову во время его пребывания в Берлине. Советское правительство, со своей стороны, в конце ноября сделало определенные контрпредложения. В настоящее время имперское правительство находится в контакте по всем этим вопросам с правительствами своих союзников — Италии и Японии, и оно надеется, что в ближайшем будущем, после того как в этом вопросе будет наведена еще большая ясность, оно сможет возобновить политические переговоры с советским правительством”.

Кое в чем Риббентроп не лгал. А.Гитлер действительно провел совещание со своими итальянскими и японскими союзниками, на котором официально объявил о своем отказе от идеи высадки десанта в Англию и о намерении применить хитрый тактический прием, имитировав такое нападение для отвода глаз СССР. “

По отношению к Англии я нахожусь в положении человека, у которого всего один патрон в ружье. Пока я его сохраняю, он имеет силу; но если, выстрелив, я промахнусь, то положение станет серьезным. Неудачная высадка представляла бы такую потерю людей и материала, что надолго успокоила бы англичан и дала бы им возможность применять на других театрах, в частности в Средиземном море, те силы, которые сейчас они вынуждены держать дома. Держа их под угрозой высадки, я связываю эти силы. Вот почему для вида я должен подготовить высадку”.

Тем временем, в СССР предчувствие войны заставляет  интеллигенцию еще более критически оценивать советскую власть. И пока в Большом театре звучат торжественные речи, 21 января 1941 года академик Вернадский, рискуя жизнью, делает такую крамольную запись в своем дневнике:
“Полицейский коммунизм растет и фактически разъедает государственную структуру. Сейчас все проникнуто шпионажем. Всюду воровство все растущее. Продавцы продуктовых магазинов повсеместно этим занимаются. Нет чувства прочности режима через 20 лет с лишком. Но что-то все-таки большое делается – но не по тому направлению, по которому “ведет власть”. Колхозы все больше превращаются как форма 2-го крепостного права – партийцы во главе. Газеты переполнены бездарной болтовней XVIII съезда партии. Ни одной живой речи. Поражает убогость и отсутствие живой мысли и одаренности выступающих большевиков. Сильно пала их умственная сила. Собрались чиновники, боящиеся сказать правду. Показывает, мне кажется, большое понижение их умственного и нравственного уровня по сравнению с реальной силой нации. Ни одной почти живой мысли. Ход роста нации ими не затрагивается. Жизнь идет – сколько это возможно при диктатуре – вне их”.

*     *     *

Наконец, в этот же день, 21 января 1941 года, пока в Москве шло торжественно-траурное заседание, а в Берлине – совещание у фюрера, в Мадриде родился будущий всемирно  известный оперный тенор Хосе Пласидо Доминго.