Сборник статей “Они победили смерть” – своего рода обличительный документ, свидетельствующий о преступлениях гитлеровских палачей против человечества.. В книгу вошли воспоминания бывших узниц женского концентрационного лагеря Ravensbrück. Сборник издан в 1966 году московским издательством “Государственное издательство политической литературы” (Политиздат). Редактор-составитель: В. Кудрявчикова. Литературная запись: А. Масалкина. Формат книги: 17х14см. Переплет твердый + суперобложка. 542 страницы, 11 листов иллюстрированы фотографиями авторов сборника, памятного мемориала. Тираж: 150000 экз.
* * *
Идея создания этой книги родилась 10 февраля 1958 года, во время московской встречи бывших узниц концлагеря Ravensbrück, организованной Советским комитетом ветеранов войны. Бывшие заключенные собрались на подобный слет уже не первый раз (до этого были встречи на территории мемориального комплекса Ravensbrück), однако именно в Москве женщины, которых навсегда объединила трагическая судьба, выразили пожелание выпустить сборник своих воспоминаний о пережитом. Чтобы мир не забывал о зверствах фашистов, об ужасах войны, чтобы и будущие поколения помнили о том, к чему может привести нетерпимость. Просьба была услышана: Комитет ветеранов войны СССР обратился в “Государственное издательство политической литературы” с предложением выпустить такую книгу. Уже на следующий год сборник был издан. Читать дальше…
Пропитанные болью и скорбью очерки В. Удовенко-Бобковой, Н. Харламовой, З. Кудрявцевой, Л. Бойко, Э. Скребковой, Е. Оловянниковой, И. Лозовой, М. Смелянской, А. Соковой и двух десятков других узниц читатели в оцепенении изучали по несколько раз, не в силах осознать, через что пришлось пройти этим женщинам, в прямом смысле слова победившим смерть. Книгу старались не давать в руки детям – шокирующие подробности жизни в концлагере Ravensbrück были бы для них слишком сильным потрясением.
Представленный сборник “Они победили смерть” 1966 года – уже третье издание этой книги, переработанное и дополненное. Причем, дополненное весьма существенно. Так, если в первом издании от 1959 года было только 256 страниц, во втором от 1961 года – 342 страницы, то в третьем издании воспоминаний накопилось уже на 542 страницы. В сборник включены фотографии бывших русских узниц, написавших очерки. К сожалению, рядом с их фамилиями указан только инициал имени, что практически сводит к нулю шансы проследить их судьбу до наших дней.
Для каждого из трех поколений сборника были разработаны свои суперобложки. Однако начинаются все три издания одинаково – с небольшого посвящения немецкой писательницы-антифашистки Анны Зергес:
Они – наши матери и сёстры.
Вы не смогли бы сегодня
ни свободно учиться, ни играть,
а быть может, даже родиться,
если бы во времена фашистского террора
эти женщины не защитили своим хрупким
телом, как щитом,
вас и ваше будущее.
За 30 лет до появления этой книги в Германии был построен концлагерь Ravensbrück (с немецкого языка это название переводится “вороний мост”). По личному указанию рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера в ноябре 1938 года в деревне Ravensbrück (Равенсбрюк) близ мекленбургского климатического курорта Fürstenberg (Фюрстенберг), что в 90 километрах к северу от Берлина, руками заключенных из лагерей Заксенхаузен и Лихтенбург началось строительство концентрационной зоны, которая была определена как «охраняемый лагерь заключения для женщин». Чудовищное сочетание – концлагерь в оздоровительном курорте. В этом красивом лесистом местечке были удобные подъездные пути прямого сообщения из Берлина, а местное озеро Шведт (в которое позже сбрасывали пепел из крематория) и лес ограждали концлагерь от населенных пунктов, от живого мира. Для большей надежности вокруг территории концентрационной зоны была сооружена высокая железобетонная стена с проволочным заграждением, по которому был пущен ток высокого напряжения. Площадь лагеря к 1945 году составляла около 170 га. По документам, цель создания Равенсбрюка состояла в подчинении системе нацистских экономических и культурных ценностей дочерей и жен лидеров немецкой демократии, партийных активисток, уголовниц, сектанток, проституток и т.д. Циничные фашисты придумали этому лагерю жаргонное название Holle der Frauen (приют для женщин).
До наших дней дошли некоторые легенды об истории этого места. Здешние жители уверяют, что оно издавна оставляло гнетущее впечатление на путешественников. Начиная с эпохи Средневековья и до середины XIX века через озеро Шведт был перекинут мост. Однако транспортная функция была у него не основной. На нем располагались виселицы, на которых казнили преступников всех мастей – убийц, заговорщиков, казнокрадов, ведьм, колдунов. Тела казненных, заклеванные стаями воронов, убирать никто не торопился – их было отлично видно со всей округи: и пешему, и конному, и плывущему. Перед очередной казнью палачи просто перерезали веревку предыдущего висельника и сбрасывали останки в водоем. В XX веке, с осени 1943 года и по апрель 1945-го, над озером развеивали прах узниц концлагеря, сгинувших в печах крематория. В сборнике “Они победили смерть” есть картина-листовка, которую тайно распространяли в лагере: на перилах моста через Шведтзее сидит огромный черный ворон в фуражке эсэсовца, а под мостом – потоки человеческой крови. Такой вот символизм.
Так что отнюдь не случайно в качестве центрального элемента памятного мемориала в Равенсбрюке была установлена стела под названием «Несущая» (скульптор Вилл Ламмерт), которая обращена именно к озеру – в нем обрели покой сотни замученных женщин и детей. Те, кто бывал здесь после войны, кто возложил цветы к монументу, уверяют, что от Шведтзее тянет холодом даже летом. Кстати, сами узницы из-за пронизывающих ветров со стороны озера между собой называли Равенсбрюк «Маленькой Макленбургской Сибирью».
Уже в марте 1939 года – спустя всего 4 месяца с начала строительства – железная брама (ворота) Равенсбрюка поднялась для первых мучеников. Примечательно, что изначально лагерем смерти Равенсбрюк не был. Крематорий на его территории был построен только в 1943 году, а газовая камера – в 1944-ом. Однако это не означает, что узников лагеря до этого не убивали. Крематорий и душегубка были построены по приказу коменданта лагеря гауптштурмфюрера СС Фрица Зурена только потому, что он был не доволен низкой скоростью расстрелов и медленной утилизацией тел.
Первоначально в лагере содержали немок, «позорящих нацию»: преступниц, коммунисток, женщин асоциального поведения и представительниц свидетелей Иеговы. Но уже в июне 1939 года из Австрии в Равенсбрюк были депортированы 440 цыганок с детьми. А потом уже и считать перестали – польки, чешки, русские, австрийки, украинки, голландки, еврейки, югославки, француженки… За семилетнюю историю Равенсбрюка через его ворота прошли 132 тысячи узниц из 20 стран мира. В его стенах тем или иным способом были убиты около 92 тысяч женщин и детей. Остальные заключенные были перераспределены в лагеря смерти – Освенцим, Бухенвальд, Биркенау. Выжить удалось лишь 3000 узницам.
В наши дни, как ни странно, по-прежнему существует лагерь Равенсбрюк – совсем рядом с прежним; правда, это уже место не для узников нацизма, а для молодежи. В отреставрированных домах для охраны СС нынче уютно расположился летний молодежный хостел. Даже своего названия лагерь не поменял, как это следует из его интернет-странички. Это, пожалуй, единственный случай столь необычного использования имени бывшего лагеря смерти нынешними немецкими властями. Особенно обращает на себя внимание слоган нынешнего молодежного хостела “Share your experience” (“Поделись своим опытом”).
Возможно, нынешние обитатели милого немецкого городка Фюрстенберг не имели возможности ознакомиться с опытом, которым поделились с человечеством выжившие узники Равенсбрюка. Не пересказывая очерки, составленные бывшими узницами концлагеря, мы, тем не менее, приведем некоторые малоизвестные исторические факты, которые дополнят эту книгу и помогут представить картину целиком.
К главе “Мост смерти” Н. Харламовой
“Мост смерти” – первая статья в сборнике “Они победили смерть”. Именно благодаря этому очерку стало известно, как погибла в Равенсбрюке Зинаида Васильевна Аридова – военврач третьего ранга, героическая защитница рыбацкой Балаклавы. Близкие Зинаиды Аридовой знали лишь часть ее биографии. В первые дни войны она добровольцем ушла на фронт, оставив матери воспитывать 11-летнего сына. В июне 1942 года не бросила раненых, отказалась эвакуироваться и попала в плен под Севастополем. Всех захваченных немцы тогда пригнали в Николаев, но уже в январе 1943 года всех женщин вывезли на работы в Германию. В немецком городке Зоэст им заявили, что они теперь гражданские лица, будут трудиться на заводах и рудниках. Советские узницы отказались работать на немецких предприятиях. Тогда фашисты закрыли их в бараке и несколько дней не давали еды. После этого обессиливших заключенных отправили в Равенсбрюк. В концлагере Зинаида попала работать “на песок” – таскать на себе неподъемные мешки с мокрым щебнем. Вскоре Аридову перевели работать в лагерную больницу.
Зинаида Васильева не вернулась из Равенсбрюка. Ее родственники долгое время знали лишь общую формулировку ее кончины – “замучена до смерти”. Очерк Н.Харламовой “Мост смерти” помог прояснить обстоятельства ее гибели. Приведем небольшую выдержку из этой главы: “Кто из нас забудет Зинаиду Васильевну Аридову, молодую красивую волжанку, умевшую врачевать раны не только медикаментами, но и добрым , подбадривающим словом! Аридова недолго пробыла в ревире (лазарет в концлагере). Трейте при первой же возможности постарался избавиться от ненавистной “ротармейки”, включив ее в число штрафников, которых отправляли на авиационный завод в Барт. Там Зина отказалась работать. Она заявила коменданту, что по существующим международным конвенциям ее, как военнопленную, не имеют права использовать на производстве вооружения.
– О, ты еще помнишь о конвенциях! – расхохотался ей в лицо комендант. – Я заставлю тебя забыть и собственное имя.
Он схватил ее рукой за горло, начал душить. После этого эсесовец с собакой проводил Зинаиду в цех, усаживал к конвейеру. К ней подбегала надзирательница, толкала в спину, в бока, выламывала руки. Но никакая сила не могла заставить ее прикоснуться к авиачастям, которые проплывали на ленте перед затуманенными, полными слез глазами Зины. Она не выдержала этих страданий. Однажды, когда ее вели через заводской двор, она бросилась на колючую проволоку, через которую был пропущен электрический ток высокого напряжения…”
Это произошло в ночь с 15 на 16 февраля 1945 года. Зинаиду Аридову похоронили на кладбище возле лагеря. У ее подруг из бывших узниц Равенсбрюка сохранились два ее стихотворения, написанные на клочках бумаги. Вот отрывок из одного:
Май идет не с детскою улыбкой
И не с ясной радостью в глазах,
По земле моей родной, советской
Он идет в солдатских сапогах.
К главе “Песня за решеткой” З. Кудрявцевой
Бывшие польские узницы Равенсбрюка вспоминали, как иногда по воскресеньям, собравшись узким кругом в бараке и выставив охрану у дверей, русские заключенные начинали тихонько петь. Вскоре одна из женщин подскакивала, к ней присоединялась вторая, затем третья, и спустя некоторое время весь барак начинал двигаться в заразительном ритме русской народной песни, топая, хлопая, крича, темп становился все быстрее и быстрее, и, в конце концов, вынуждал каждую присоединиться к танцу. Бывшая узница лагеря Лизавета Тумсер-Вейл после освобождения рассказывала о Рождестве 1944 года, когда посреди ночи три русские женщины пришли в ее барак со свечами, облаченные в молитвенные платки, сделанные из мешков из-под картофеля. Переходя из барака в барак, они пели русские народные песни и рождественские гимны. Разумеется, если бы заключенных поймали, то за любой из этих проступков наказанием была бы смертная казнь.
Известно также, что в Равенсбрюке, как в Дахау и многих других лагерях, нацисты использовали громкоговорители, чтобы дополнительно мучить узников. По воскресеньям во второй половине дня, когда у заключенных было свободное время, охрана транслировала музыкальные программы на максимальной громкости. Для большинства заключенных это вещание было изощренной формой пытки – кто выдержит многочасовой эфир армейских маршей и бравурных военных песен немецких солдат? Кроме принудительных радиотрансляций, узниц также заставляли петь строем немецкие песни – то еще испытание, если учесть, что на сложном немецком языке большинство заключенных не говорили. Сохранились также воспоминания о некоторых талантливых русских певицах, которые вынуждены были участвовать в частных концертах эсэсовцев.
К главе “Встреча с Розой Тельман” А. Алавердян
26 сентября 1944 года в Равенсбрюк привезли Розу Тельман – супругу лидера немецких коммунистов. Примечательно, что фашисты бросили ее в застенки Равенсбрюка спустя всего месяц после гибели самого Эрнста Тельмана (он был расстрелян 18 августа 1944 года по прямому указанию Гитлера и Гиммлера, тело до сих пор не обнаружено). Первые два дня Роза жила в русском бараке. Для встречи наши женщины умудрились накрыть праздничный стол, раздобыть верной соратнице советских коммунистов белье, чулки и даже связали теплый цветной платок. Вот как вспоминает эту встречу бывшая узница Равенсбрюка Ольга Смирнова, проживавшая позже в Ленинградской области: «О том, что у нас в бараке Роза Тельман, мы узнали по дороге с земляных работ. По дороге девочки собрали для нее цветы мать-и-мачехи. Вообще, наши встретили Розу очень тепло — подарили букетик, прочитали в ее честь стихи, окружили вниманием и сочувствием. В то время Розе было очень нелегко, мы только что получили известие, что Эрнста Тельмана расстреляли в Бухенвальде».
Через несколько дней в Равенсбрюк привезли и дочь Розы Ирму. Комендант лагеря распорядился, чтобы мать и дочь не общались, приказал поместить Ирму в блок под названием «Ночь и туман», в котором размещали политических заключенных. Для них были запрещены любые контакты с внешним миром и другими узниками лагеря. И тем не менее, русским пленнциам удалось в первую же ночь устроить свидание матери с девочкой. На следующий день Ирму отправили в Нойбранденбург (филиал Равенсбрюка), а Розу Тельман перевели в блок «Ночь и туман», где она тяжело заболела. Это было крайне опасно, поскольку ослабшую женщину тут же могли отправить в газовую камеру. Для Тельман это было опасно вдвойне, поскольку напротив ее фамилии стояли роковые буквы «В.Н.» (возврат нежелателен), равносильные смертному приговору. Однако немецкие антифашистки сумели выходить Розу. Ей, в отличие от Эрнста Тельмана, удалось дожить в лагере до освобождения. Считается, что ее спас из Равенсбрюка военный врач Донов из Воронежа, с которым потом семейство Тельманов долгое время поддерживало контакт. Роза и Ирма после войны много раз бывали в Москве, встречались с бывшими узницами лагеря.
В этой связи представляется интересным донесение Лаврентия Берии Иосифу Сталину, датированное 11 мая 1945 года:
“ГКО, товарищу Сталину И.В.
Уполномоченный НКВД СССР по 2-му Белорусскому фронту тов. Цанава сообщил, что оперативными группами НКВД обнаружены жена Э. Тельмана Роза Тельман, бежавшая из концлагеря и скрывавшаяся в г. Фюрстенберг, и дочь Тельмана Фестер Ирма, освобожденная частями Красной Армии из концлагеря в г. Нойбранденбург. Тельман Р. рассказала, что последний раз видела Тельмана 27 февраля 1944 года в тюрьме г. Беутен в присутствии работника гестапо. Он сказал, что его подвергают постоянным пыткам, требуя отказа от своих убеждений…
Сталин, прочитав донесение, дал распоряжение Поскребышеву, чтобы освобожденным близким Эрнста Тельмана были созданы соответствующие условия и оказана необходимая помощь. Вполне вероятно, что-то у “отца народов” в сердце тогда зашевелилось, а, может, и совестно стало. Известно, что после ареста Эрнста Тельмана Сталин отказал его супруге в помощи. Роза просила, чтобы СССР посодействовал освобождению лидера немецких коммунистов, однако в Москве тогда сочли, что “это частное дело Розы Тельман”.
К главе “Борцы Сопротивления действуют” А. Панкратовой
22 июня 1941 года Германия напала на Советский Союз, и уже в октябре того же года в Равенсбрюк стали прибывать первые партии советских женщин-военнопленных. Самое большое пополнение русских бараков произошло 27 февраля 1943 года, когда в Равенсбрюк привезли русских летчиц, связисткок, врачей, медсестер – всего около 600 человек. Все они уже побывали в пламени войны, участвуя в защите Одессы, Киева, Севастополя, Керчи, Ленинграда, Сталинграда. Им выдали лагерную полосатую одежду с красным треугольником (красные винкели отличали политических заключенных) с надписью SU — Sowjet Union. Известно, что изначально для советских пленниц были заготовлены винкели с буквой «R», но наши женщины отказывались пришивать его к одежде. Именно прибывшие в феврале заключенные составили русское звено в едином антифашистском «кольце» Равенсбрюка, называемом группой Сопротивления.
Да, концлагерь был не только зоной смерти, но и местом борьбы. Женщины разных национальностей создавали в своих бараках маленькие антифашистские группки. Известно, что советское Сопротивление в Равенсбрюке возглавляла Евгения Лазаревна Клем – еврейка, из соображений безопасности выдавшая себя за сербку (евреек убивали первыми), беспартийная немолодая женщина, отлично знавшая немецкий язык, преподаватель истории Одесского пединститута.
По заданиям «кольца» работало много советских женщин, составлявших основное ядро группы Сопротивления: Л. Бойко, Л. Безногова, К. Денисова, В. Бокова, Н. Харламова, А. Соколова, Г. Матузова, М. Смелянская, Л. Конникова, А. Данилова, И. Лозовая, М. Петрушина, К. Поветьева, К. Хомерико, А. Смиркина, А. Чарнецкая, А. Злобина и др. Тщательная конспирация позволила расставить нужных людей по всем ключевым участкам. Антифашистская борьба русской группы проводилась по следующим направлениям:
1. Организованный отказ от работ на военных предприятиях.
2. Заявление коменданту лагеря о необходимости выполнения международной конвенции в отношении к женщинам-военнопленным.
3. Защита детей от зверств и смерти — выступление с требованием перед комендантом об отмене аппеля (поименной поверки) для детей и передаче их в блок русских женщин.
4. Собрания и вечера в связи с революционными праздниками. Выпуск листовок, распространение стихов о лагерной жизни.
5. Организация подпольного «университета».
6. Проведение политинформации о событиях на фронтах.
7. Организация интернациональных связей с узницами других блоков путем проведения вечеров самодеятельности, бесед, личных контактов.
8. Информация о действиях врачей, отправке транспорта, оказывалась помощь больным и слабым.
9. Разработка плана спасения узниц в день прихода войск Советской Армии.
Бывшая узница Равенсбрюка француженка Жермена Тильон в своих воспоминаниях дала своеобразную характеристику русским женщинам-военнопленным, попавшим в Равенсбрюк: “…Их спаянность объяснялась тем, что они прошли армейскую школу еще до пленения. Они были молоды, крепки, опрятны, честны, а также довольно грубы и необразованны. Встречались среди них и интеллигентки (врачи, учительницы) — доброжелательные и внимательные. Кроме того, нам нравилась их непокорность, нежелание подчиняться немцам”.
О том, насколько непокорными были советские женщины из Сопротивления, свидетельствует в своих воспоминаниях немецкая узница Мюллер: “…В одно из воскресений апреля нам стало известно, что советские заключенные отказались выполнить какой-то приказ, ссылаясь на то, что, согласно Женевской конвенции Красного Креста, с ними следует обращаться как с военнопленными. Для лагерного начальства это была неслыханная дерзость. Всю первую половину дня их заставили маршировать по Лагерштрассе и лишили обеда. Но женщины из красноармейского блока (так мы называли барак, где они жили) решили превратить это наказание в демонстрацию своей силы. Помню, кто-то крикнул в нашем блоке: “Смотрите, Красная Армия марширует!”. Мы выбежали из бараков. И что же мы увидели? Это было незабываемо! Пятьсот советских женщин по десять в ряд, держа равнение, шли, словно на параде, чеканя шаг. Их шаги, как барабанная дробь, ритмично отбивали такт по Лагерштрассе. Вся колонна двигалась как единое целое. Вдруг женщина на правом фланге первого ряда дала команду запевать. Она отсчитала: “Раз, два, три!” И они запели: “Вставай, страна огромная, Вставай на смертный бой…”. Я и раньше слышала, как они вполголоса пели эту песню у себя в бараке. Но здесь она звучала как призыв к борьбе, как вера в скорую победу. Потом они запели о Москве. Фашисты были озадачены: наказание маршировкой униженных военнопленных превратилось в демонстрацию их силы и непреклонности…
К главе “Люди-звери” А. Омельченко
Исходя из гендерной специализации Равенсбрюка, охрану в этот лагерь подбирали, в основном, из числа женщин. В штате концлагеря постоянно числились свыше 150 охранниц СС, к концу войны их было более 500. Впрочем, непосредственно в ряды СС женщины вступать не имели права, но они могли поступить на службу во вспомогательные подразделения – СС-кригсхельферин. Равенсбрюк был тренировочным лагерем для 5 тысяч Aufseherin (надзирательниц), которые по окончании обучения оставались здесь работать либо переводились в другие лагеря. Изначально, до 1940 года, данная должность предоставлялась немкам исключительно на добровольной основе, с возрастным ограничением от 17 до 30 лет. Желающие получить эту работу должны были быть физически здоровыми, не иметь административных и уголовных взысканий. После подачи документов решался вопрос о профпригодности кандидатки на эту ответственную и денежную должность. По тем временам зарплата надзирательницы была очень высокой. Тем не менее, желающих было немного, поэтому в связи с крайней нехваткой надзирателей в 1940 году немок насильно обязали работать в концентрационных лагерях. Чуть позже это обязательство было закреплено «Распоряжением об извещении мужчин и женщин о задачах защиты Рейха». Впрочем, к 1944 году у женщин появилась возможность просить о переходе на другую работу.
Согласно замыслу Теодора Айке – создателя системы концентрационных лагерей в нацистской Германии – эсэсовцы должны были относиться к заключенным крайне враждебно, ненавидеть их, а всякие признаки сострадания к ним подавлялись в зародыше. Однако, несмотря на формальные предписания, перед персоналом фашистских концлагерей был выбор между добром и злом. Встречались надсмотрщицы гуманные – те, что брали узниц к себе в обслугу на долгое время. Но в большинстве своем попадались те, что изобретали зверские способы насилия и пыток над заключенными. Женщины-надзирательницы, подчас, не только не уступали в жестокости своим сослуживцам-мужчинам, но и нередко превосходили их. Некоторые из охранниц Равенсбрюка вошли в историю как самые кровожадные и жестокие надзирательницы времен Второй мировой войны. Вот имена некоторых из них: Герта Оберхойзер, Хильдегард Нойманн, Эмма Циммер, Иоганна Лангефельд, Мария Мандель, Анна Клайн-Плаубель, Доротея Бинц, Луиза Бруннер, Лотта Тоберенц, Иоганна Борманн, Тереза Брандл, Гермина Браунштайнер, Ирма Грезе, Грета Бэзель, Эрна Воллиш, Рут Нойдек, Маргарет Рабе, Ида Шрайтер. Большинство из них были пойманы и казнены по решению послевоенных судебных процессов. Однако были и такие, кому удалось избежать возмездия – старшая надзирательница Равенсбрюка Хильдегард Нойманн скрылась из лагеря накануне освобождения. Ее последующее местонахождение так и не удалось установить.
Чтобы представить бесчеловечность всех этих женщин, достаточно привести биографию лишь одной из них – Ирмы Грезе. Ее называют самой жестокой женщиной Тысячелетнего Рейха. Ей не было равных среди других надзирательниц в изощренных издевательствах и садизме. И это несмотря на то, что к моменту поимки и казни ей было всего 19 лет. Сначала Грезе, крестьянка по происхождению, пробовала работать помощницей медсестры в санатории СС. Однако такая деятельность пришлась не по нраву резкому нраву Ирмы, и в 1942 году она вступила во вспомогательные подразделения СС. Ее направили на обучение в Равенсбрюк. Судя по всему, Ирма Грезе была прилежной и способной ученицей, поскольку уже в 1943 году ее назначили надзирательницей. По словам немногих очевидцев, которым удалось выйти живыми из концлагеря, где им «выпала честь» находиться под неусыпным контролем дьяволицы Ирмы, ее жестокость не знала границ. Эта женщина избивала заключенных дубинкой, кнутом, натравливала на них предварительно изморенных голодом собак, лично сортировала людей для отправки в газовые камеры, отстреливала узников из своего пистолета забавы ради. Известно, что этот «светловолосый дьявол», как ее иногда называли заключенные, однажды сделала себе абажур из кожи трех пленных. Она часами наслаждалась зрелищем медицинских экспериментов врачей СС над узниками. Ирма Грезе была взята в плен английскими войсками 17 апреля 1945 года. На Бельзенском процессе она была признана виновной и приговорена к повешению. За несколько часов до казни Грезе вместе со своими подельницами распевала нацистские песни, нисколько не раскаявшись. Даже когда на шею Ирме набросили петлю, она оставалась спокойной. «Быстрее, кончай с этим», – последнее, что сказала она палачу.
К главе “Трагедия матерей” О. Головиной
Среди узников Равенсбрюка было много детей, прибывших вместе с матерями или родившихся уже в лагере. Первая немногочисленная группа была составлена из цыганских малышей, привезенных с женщинами из Бургенланда (Австрия). В июле 1942 года еще несколько десятков детей привезли из ликвидированной чешской деревни Лидице. Число подростков резко выросло летом 1944 года. Одна группа состояла из цыганских малышей, привезенных в Равенсбрюк после закрытия лагеря для цыган в Освенциме, другая – из польских детей, отправленных вместе с матерями после подавления Варшавского восстания 1944 года, а также еврейских подростков из закрытого Будапештского гетто. Всего в период с 1943 по 1945 год в концлагере находилось около 900 детей в возрасте от 2 до 16 лет, представлявших восемнадцать наций. Согласно сохранившимся документам, в период с сентября 1944 по апрель 1945 года в Равенсбрюке родились более 600 младенцев (у 23-х женщин были преждевременные роды, 20 детей родились мертвыми, было сделано 5 абортов). Большая часть родившихся малышей умерли от истощения. Зафиксированы даты смерти 266 детей. Число выживших неизвестно, но по свидетельству одного из архивных документов, в концлагере Равенсбрюк выжили всего около ста малышей.
Для коменданта Равенсбрюка дети были балластом, на их счет имелись особые предписания: никто из малышей не смел покидать блок и появляться без взрослых на Лагерштрассе (центральная площадь лагеря). Им не разрешалось иметь игрушек, запрещалось чему-либо их обучать. Плачущих малышей надзирательницы жестоко избивали. Порой до смерти. Детям не выдавали ни пайка, ни одежды, ни обуви. Одежда заключенных была для них слишком велика, но ее не разрешалось переделывать. Дети в этой одежде выглядели особенно жалкими. Не по размеру огромные деревянные башмаки они постоянно теряли, за что также следовало наказание.
В каждой партии прибывающих пленниц были дети, родители которых погибли в дороге. Таких сирот подбирали другие узницы и прятали в блоках на верхних нарах. Если малыш привязывался к какой-нибудь женщине, она считала себя его лагерной матерью – заботилась о нем, воспитывала и защищала. Их отношения были не менее сердечные, чем между родными людьми. Испанка еврейского происхождения Стелла Кугельман попала в Равенсбрюк в возрасте 5 лет. Девочку сразу разлучили с матерью, о ней она помнит немногое: “Я была в лагере под опекой других женщин, которые подкармливали и прятали меня, я их всех называла мамами. Иногда они показывали мне мою настоящую мать в окошке барака, куда мне нельзя было заходить. Мать смотрела на меня, я смотрела на нее. Я была ребенком и думала, что это нормально, что так и должно быть. Однажды очередная моя лагерная мама, немка, антифашистка Клара, сказала мне: “Стелла, твою мать сожгли, ее больше нет”. К моему удивлению, я не отреагировала, но потом всегда знала и помнила это — что мою маму сожгли. Я осознала этот кошмар много позже, через пять лет, уже в детдоме под Брянском, на новогодней елке. Я сидела возле печки, смотрела, как горят дрова, и вдруг поняла, что именно фашисты сделали с моей мамой. Я помню, что закричала, рассказала об этом воспитательнице — мы вместе с ней проплакали всю ночь”.
Испанка Стелла Кугельман так и осталась жить в России. В советском детдоме ей дали фамилию Никифорова. Долгие годы она является председателем Общества бывших малолетних узников фашистских концлагерей. С момента освобождения Равенсбрюка прошло 70 лет, но женщина так и не простила своих мучителей. Она очень просит современников не забывать о том, что случилось 70 лет назад.
К главе “У врача Трейте” Е. Смирновой
Особенностью Равенсбрюка был специальный барак – лазарет или госпиталь, называемый узницами “ревир”. Именно в нем проводились медицинские эксперименты над людьми. Немцы испытывали на заключенных новые лекарства, ради опытов инфицировали и калечили их, вживляли эмбрионы, прерывали беременность, ампутировали, замораживали… Выживали единицы, да и те потом всю жизнь страдали от увечий и перенесенных болезней.
История сохранила имена почти всех, кто курировал и лично проводил медицинские опыты в Равенсбрюке, но автору очерка больше всего запомнился Персифаль Трейте – главный хирург, самый известный врач женского концлагеря. Именно он производил вскрытия еще живых людей, стерилизацию, ампутацию и еще целый ряд бессмысленных и бесполезных, с точки зрения медицины, операций, лично отбирал женщин на уничтожение. Будучи сыном британского финансового секретаря, он изучал медицину и химию в Берлинском университете. Здесь Перси получил докторскую степень, долгие годы специализировался по гинекологии – именно поэтому и был направлен в женский концлагерь. Вот как описывает его Е.Смирнова, заболевшая в Равенсбрюке ангиной: “Услышав имя Трейте, я пришла в ужас. Вскоре к нарам, где я лежала, подошел здоровенный, средних лет мужчина. За ним как тень, вся в белом, шла медсестра. Трейте схватил меня за голову, резко приподнял, посмотрел в горло. Затем, вернувшись к сестре, взял у нее с подноса какую-то рогатину, вставил мне в горло. Потом ножницами начал резать гланды. Мне подставили таз, куда обильно лилась кровь, я захлебывалась, задыхалась. Все это делалось без наркоза и необходимых клинических условий. Закончив операцию, Трейте быстро ушел к себе в кабинет. Я заливалась кровью. Около меня суетилась санитарка. По ее испуганному лицу я понимала, что мои дела плохи. Но тут вскоре пришли медсестры из пленных…
Остались воспоминания о Трейте и у бывшей советской узницы Марии Клугман, которая работала санитаркой в ревире. Однажды она рассказала ему о новшествах французской и английской хирургии и предложила свой вариант операции. Трейте удивленно спросил: “Откуда вы все это знаете? Я думал, вы не видите ничего дальше Кремлевской стены”.
В 1944 году Равенсбрюк лично посетил Гиммлер. Он отдал приказ уничтожить всех больных, не способных самостоятельно передвигаться. Врачу Трейте для постановки “диагноза” было достаточно седых волос и отекших ног. Он сам ежедневно отбирал партии заключенных для сжигания. Больные старались покрасить свои побелевшие от мук волосы, нарумянить щеки, чтобы при проверке показаться не столь изможденными. Другие прятались в чужих блоках. “Убивал главный врач Перси Трейте, палач с дипломом медика. Сколько своих пациентов умертвил он, приказывая своим сестрам-эсэсовкам впрыскивать им в вену яд! Сколько больных туберкулезом отправил в газовую камеру! Скольких назначил на «черный транспорт», который назывался еще и «химмельтранспорт», то есть «транспорт на небо». Его называли так потому, что он отправлялся в лагеря, где находились крематории, в которых всех прибывших с таким транспортом сжигали, – так вспоминает Трейте Н. Харламова.
После войны на процессе британского военного трибунала в Гамбурге Персифаль Трейте был приговорен к смертной казни. 12 апреля 1947 года он предпринял попытку самоубийства – отравился ядом. Был найден в камере в бессознательном состоянии и немедленно повешен.
К главе “Розовая карточка” М. Власенко
В конце 1944 года командование лагеря получило приказ ликвидировать всех старых, больных и неработоспособных заключенных. К этому времени число узников Равенсбрюка составляло более 46 тысяч. В лагерь прибыли «эксперты» по уничтожению, среди которых был унтерштурмфюрер СС Иоганн Шварцгубер — начальник лагеря Освенцим-Биркенау. С их прибытием началась массовая организованная ликвидация всех, кто считался неспособным к эвакуации. Таких женщин выбирали на специальных парадах, где им выдавались розовые идентификационные карточки с буквами «V. V.» (нем. Vernichtungslager, Vernichten — лагерь смерти, уничтожить). Раньше карточки этого цвета выдавались освобожденным от тяжелых работ, со временем они стали настоящими паспортами смерти, означавшими крематорий или газовую камеру. При этом в реестрах лагеря отмечалось, что таких заключенных якобы эвакуировали в Миттельверде — оздоровительный центр в Силезии. Подписывал розовые билеты на истребление доктор Трейте. По официальным данным, эти карточки стали роковыми как минимум для 6 тысяч узниц.
К главе “Сильные духом” Л.Бойко
В приложении к этой главе сборника “Они победили смерть” можно было бы рассказать о каждой из 132 тысяч узниц Равенсбрюка – любая была необычайно сильна духом, каждая достойна отдельного очерка, книги. Но мы приведем историю только одной женщины, навсегда ставшей символом не павшего духом концлагеря. 31 марта 1945 года в газовой камере Равенсбрюка погибла Елизавета Скобцова, больше известная во всем мире как мать Мария. Она вполне могла остаться в живых, до освобождения лагеря оставалось меньше месяца. Самоотверженная монахиня добровольно поменялась судьбой с обреченной на смерть женщиной, надев платье с ее номером и отправившись в душегубку.
О матери Марии (в миру Елизавете Юрьевне Скобцовой) написано так много, что, кажется, добавить к этому просто нечего. И все же… Она родилась в Риге в 1891 году (дом № 21 по улице Элизабетес до сих пор сохранился). До 1906 года ее семья жила то в Анапе, то в Ялте, то в Петербурге. В молодости она издала несколько сборников стихов, была знакома со всей столичной богемой – Александром Блоком, Николаем Гумилевым, Анной Ахматовой, Осипом Мандельштамом, Алексеем Толстым, Максимилианом Волошиным… Начиная с 1914 года, Елизавета начинает все больше интересоваться религиозными вопросами, размышляла о цели и смысле жизни. В апреле 1915 года она опубликовала философскую повесть «Юрали», стилизованную под Евангелие. Февральскую революцию Елизавета встретила с энтузиазмом и уже в марте 1917 года вступила в партию эсеров. Летом 1919 года она вышла замуж за кубанского казачьего деятеля. Весной 1920 года, после разгрома Белого движения на Кубани, Елизавета Скобцова эвакуировалась в Грузию, затем в Сербию, а в января 1924 года окончательно переселилась в Париж. В 1924—1925 годах Елизавета Скобцова опубликовала в эмигрантских журналах повести «Равнина русская» и «Клим Семенович Барынькин», описывавшие трагедию Гражданской войны. После смерти дочери в 1926 году она почувствовала духовное перерождение и открыла для себя новый смысл жизни в служении людям во имя Бога. С 1927 года Елизавета стала активным деятелем Русского студенческого христианского движения (РСХД), в качестве разъездного секретаря путешествовала по Франции, посещая русские эмигрантские общины, выступала с лекциями, публиковала заметки о тяжелой жизни эмигрантов. Заочно окончила Свято-Сергиевский православный богословский институт в Париже. 16 марта 1932 года в церкви Свято-Сергиевского православного богословского института приняла от митрополита Евлогия (Георгиевского) монашеский постриг, получив имя Мария в честь святой Марии Египетской. По благословению духовного отца Сергия Булгакова начала свое нетрадиционное монашеское служение в миру, полностью посвятив себя благотворительной и проповеднической деятельности. Организовала в Париже общежитие для одиноких женщин, дом отдыха для выздоравливающих туберкулезных больных, причем большую часть работы там делала сама: ходила на рынок, убирала, готовила пищу, расписывала домовые церкви, вышивала для них иконы и плащаницы.
Во время нацистской оккупации Парижа общежитие матери Марии на улице Лурмель стало одним из штабов Сопротивления. В июне 1942 года, когда нацисты проводили массовые аресты евреев в Париже и сгоняли их на зимний велодром для последующей отправки в Освенцим, Марии удалось тайно вывезти оттуда четырех еврейских детей в мусорных контейнерах. Дома на Лурмель и в Нуази-ле-Гран стали убежищами для евреев и военнопленных, мать Мария и отец Димитрий Клепинин также выдавали евреям фиктивные свидетельства о крещении, которые иногда помогали. 8 февраля 1943 года гестаповцы арестовали ее сына Юру, а 9 февраля и саму Марию, которую сначала держали в тюрьме форта Роменвиль, а затем отправили в концлагерь Равенсбрюк.
С.В. Носович, встречавшаяся с матушкой в концлагере, вспоминала, что у Марии всегда была заветная мечта: поехать в Россию, чтобы работать там не словом, а делом, и чтобы на родной земле слиться с родной Церковью. Бывшая пленница Равенсбрюка Е. Новикова позже рассказывала, как мать Мария праздновала свою последнюю Пасху 16 апреля 1944 года. Она украсила окна барака художественными вырезками из бумаги, хотя в лагере были запрещены все виды праздников, в том числе религиозных. Она и в Равенсбрюке оставалась верна своему призванию – посещала чужие бараки, утешала женщин, читала им Евангелие, рассказывала о Боге. И мечтала о том, что придет свобода. Почти ничего не видевшая без очков, мать Мария продолжала вышивать иконы. За несколько недель до своей гибели она начала вышивать необычную икону – на ней Матерь Божия обнимала уже распятого на кресте младенца Христа. И если прежде она дарила свои вышивки подругам по несчастью, то эту поделку не соглашалась отдать никому. “Вернемся в Париж, – говорила она, – я ее даром отдам, подарю, но не здесь. Если я успею ее закончить, она мне поможет выйти живой отсюда, а не успею – значит, умру”. Она не успела ее закончить. 31 марта узница под номером 19263 была казнена в газовой камере.
В 1985 году мемориальным центром Яд Вашем матери Марии посмертно было присвоено звание «праведник мира». А 16 января 2004 года она была канонизирована Константинопольским патриархатом как преподобномученица. В СССР трагическая история о Елизавете Скобцовой была отражена в фильме режиссера Сергея Колосова “Мать Мария” (1982 год). Главную героиню в картине сыграла Людмира Касаткина.
К главе “Марш смерти” Н. Барановой
Автор этой главы – Нина Павловна Баранова — участница подполья лагеря Равенсбрюк, вице-президент бывших узниц лагеря Равенсбрюк, член Комитета Советских женщин. Нина Павловна скончалась в 2004 году, прожив еще почти 60 лет после освобождения лагеря. В своем очерке она детально описала дни, предшествовавшие падению Равенсбрюка.
Узнав, что советские войска уже на подходе, руководство концлагеря приняло решение сжечь узниц в газовых камерах. Однако в те дни к Равенсбрюку не подвели газ. Тогда фашисты решили погнать заключенных на Запад (по одним данным, чтобы утопить, по другим – в качестве бесплатной рабочей силы). 27 апреля 1945 года – всего за три дня до прихода освободителей – началась массовая эвакуация Равенсбрюка. За исключением 3500 оставшихся в бараках обессилевших женщин и детей, немцы «маршем смерти» погнали более 20 000 человек. После выхода из лагеря колонны, которые охранялись персоналом СС с собаками, разделились. Несколько отрядов вышли в северном, другие в западном направлении (Мекленбург/Мальхов). Целью был Шверин, где проходила линия фронта американцев. Беженцы, соединения Вермахта и бегущее население запрудили все немецкие дороги.
28 апреля вблизи Древина взлетело на воздух одно из самых крупных хранилищ боеприпасов в Германии. Сильная взрывная волна докатилась и до проходившего мимо “марша смерти”. Многие заключенные и часть персонала охраны использовали этот случай для бегства. Однако основные колонны продолжали двигаться в направлении Везенберг – Миров, до коммуны Ретцов. Ретцов – первый пункт отдыха для заключенных. Быстрое продвижение фронта привело к частым авиаатакам, в этой неразберихе узникам удавалось чаще убегать из строя, прятаться по лесам. Многих, в бессилии падавших у обочин, расстреливали. Следующей промежуточной станцией продовольственного снабжения на «марше смерти» стал Мальхов. Для преобладающей части вышедших из Равенсбрюка этот лагерь стал конечным пунктом пути. Охранники СС заперли ворота бараков и к вечеру покинули Мальхов. На следующий день лагерь был освобожден Красной Армией. Тем не менее, конечным пунктом «марша смерти» считается Рабен Штейнфельд.
Примечательно, что ни в одной из посвященных Равенсбрюку послевоенных советских публикаций не говорится о том, что в отличие от “маршей смерти” из Майданека или Освенцима перемещение узников из Равенсбрюка носило скорее добровольный, чем принудительный характер. Эсэсовцы просто объявили женщинам, что в отличие от соблюдающего чистоту расы немецкого солдата, изголодавшаяся и мстительная «варварская орда с Востока» долго церемониться с девичьей честью не будет. И это многих убедило…
К главе “Последний день Равенсбрюка” М.Смелянской
30 апреля 1945 года части 49-й армии 2-го Белорусского фронта освободили выживших узниц концлагеря Равенсбрюк, которых не успели погнать “маршем смерти”. Выйти живыми из этого кошмара удалось только 3 тысячам женщин. Когда советские солдаты освобождали Равенсбрюк, большая часть заключенных передвигалась с трудом — военные выносили их из подвалов на руках. Один из освободителей Равенсбрюка, капитан Львов, вспоминал: «Когда мы стали осматривать лагерь, то перед нами предстали такие картины, от воспоминаний которых кровь стынет в жилах. В бараках, так называемых «блоках», на нарах лежали в три этажа женщины, больные, голодные, измученные зверскими истязаниями. В печах крематория — груда останков трупов. В газовой камере мы увидели десятки скрюченных удушенных женских тел. В подвале одного из зданий лагеря обнаружили трупы расстрелянных узниц. Смрад и зловоние было на всей территории лагеря».
История сохранила слова Клятвы узниц концлагеря Ravensbrück, которую они произнесли 30 апреля 1945 года у крематория на митинге, посвященном освобождению лагеря:
Именем многих тысяч жертв замученных,
Именем матерей и сестёр, превращённых в пепел,
Именем всех жертв фашизма
КЛЯНЁМСЯ!
Именем солнца, именем света, именем жизни
КЛЯНЁМСЯ!
Никогда не забыть чёрную ночь Равенсбрюка.
Детям детей рассказать обо всём.
До конца своих дней дружбу крепить, мир и единство.
Уничтожить фашизм. В этом девиз и итог борьбы.
К 3 мая 1945 года Равенсбрюк был превращен в военный госпиталь, куда съезжались врачи из ближайших советских воинских расположений. Сюда же поставляли медикаменты и продукты питания. 9 мая 1945 года в честь Победы в лагере были развешаны красные флаги. Имена тысяч узников, оказавшихся в этих застенках, так и остались неизвестными, поскольку перед самым освобождением эсэсовцы уничтожили почти все документы. Книгу Памяти Равенсбрюка составляли долгие годы. В архивах десятков стран искали имена тех, кто не пережил маршей смерти, кто погиб в газовых камерах или был расстрелян. Здесь же и имена тех, кто дожил до дня освобождения советскими войсками – то есть перешел страшный “Вороний мост”.
Концентрационные лагеря Третьего рейха остались в истории человечества как свидетельство безграничной жестокости, на которую способен фашизм. Но еще – и образцом беспримерного мужества многих тысяч узников. Известный психолог и философ Виктор Франкл, который несколько лет провел в Освенциме и Дахау, так выразил эту мысль: “Если мы спросим себя о самом главном опыте, который дали нам концентрационные лагеря, эта жизнь в бездне, то из всего пережитого нами можно выделить такую квинтэссенцию: мы узнали человека, как, может быть, не знало его ни одно из предшествующих поколений. Что же такое человек? Это существо, постоянно принимающее решения, что оно такое. Это существо, которое изобрело газовые камеры, но это и существо, которое шло в эти газовые камеры с гордо поднятой головой и молитвой на устах”.
