Кирпичи с клеймом «АЩ» второй половины XVIII века. Изъяты из руинированной стены несохранившейся кирпичной хозяйственной постройки XVIII — XIX веков на южной стороне городской усадьбы Долгоруковых, расположенной между Старосадским (ранее именовался Космодамианским) и Колпачным переулком близ ул.Маросейка в Москве. Эта прекрасно сохранившаяся усадьба, выполненная в стиле елизаветинского барокко, малоизвестна туристам. Тем временем, и сама усадьба, и судьба ее владельцев чрезвычайно любопытны и драматичны.
Район Ивановской горки в центре Москвы примечателен, в первую очередь, своим необычным рельефом, благодаря которому многие старинные, да и современные дома здесь располагаются на разных уровнях, нередко разделенные глубокими — порой в два-три этажа — уступами, из которых и по сей день устраивают зеленые террасы и скверы, чьи края укрепляют внушительного размера подпорные стенки. Другая особенность здешних мест — это обилие древних палат в основании зданий самых разных эпох, от жилых домов XIX — XX века до невзрачных хозяйственных построек более раннего времени.
В наши дни выполненная в стиле барокко усадьба Долгоруковых на Маросейке признана памятником архитектуры федерального значения. Впрочем, в 1930-х годах угол этой усадьбы пришлось снести, чтобы возвести 5-этажку с наружной лифтовой шахтой. При разборе угловой части усадьбы обнажились скрытые внутри окна и стены древних палат XVII века, принадлежавших, предположительно, боярину Лукьяну Степановичу Стрешневу — окольничему, тестю первого русского царя из династии Романовых, Михаила Федоровича. При последующих реставрационных работах элементы этих древних стен выделили для всеобщего обозрения.
Надо сказать, что соседи у Стрешнева были знатными. Покровка как часть «царской дороги» была усеяна дворами видных царедворцев. Так, соседний участок по Космодамианскому (ныне Старосадскому) переулку занимала усадьба боярина Петра Авраамовича Лопухина – родного дяди первой жены Петра I, царицы Евдокии Лопухиной. По другую сторону Покровки располагались палаты Милославских, а ближе к Подкопаю, в нынешнем Подкопаевском переулке — палаты Шуйских. По ту сторону Колпачного переулка расположились палаты воеводы князя Якова Никитича Одоевского, позже перешедшие во владение думному дьяку, дипломату и главе Посольского приказа Емельяну Игнатьевичу Украинцеву. И это, разумеется, далеко не полный список более чем 60 боярских семей, заселявших в то время ту часть Покровской улицы, которая сегодня известна как Маросейка.
В конце XVII века от боярина Стрешнева палаты между Колпачным и Космодамианским переулком перешли к другому боярину — воеводе Кириллу Полиектовичу Нарышкину, отцу царицы Натальи Кирилловны, матери Петра I. Позже палаты сменили еще несколько хозяев, а в 1730-х годах были значительно перестроены в так называемом «аннинском» стиле, названном так в честь царицы Анны Иоанновны и сочетавшем в себе элементы протестанского (немецкого) барокко, классицизма и нарышкинского барокко. Наконец, в 1744 году палаты и два соседних участка рядом с ними выкупает только что вернувшийся из ссылки и чудом избежавший казни князь Александр Алексеевич Долгоруков, получивший после опалы «по одобрении за понесенные невинно страдания» звание капитана, а позже даже майора, но до конца своих дней ходивший с несмываемым клеймом государственного преступника — вырванными ноздрями и урезанным языком. По понятным причинам своих парадных портретов князь не заказывал, и облик его так и не остался в истории.
Клейменый князь — явление в российской истории нечастое. Всё дело в том, что Александр Алексеевич Долгоруков (1718-1782) был младшим братом Ивана Алексеевича — камергера, члена Верховного тайного совета, фаворита юного императора Петра II. Незадолго до трагической смерти 14-летнего императора глава семейства Долгоруковых — князь Алексей Григорьевич Долгоруков — губернатор, сенатор и гофмейстер, решил породниться в династией Романовых, добившись обручения юного Петра II со своей дочерью — Екатериной Алексеевной. Внезапная смерть Петра II в январе 1730 года нарушила эти планы, на престол должна была взойти Анна Иоанновна. Тогда Алексей Григорьевич убедил своего сына Ивана составить поддельное завещание Петра II (благо почерк у Ивана был очень похож на почерк почившего императора), в котором молодой Петр II якобы завещал престол своей несостоявшейся невесте. Это завещание было представлено остальным членам Верховного тайного совета (куда входил и сам Долгоруков-старший, его старшие сыновья и другие родственники), однако те раскрыли обман и вместо провозглашения Екатерины Долгоруковой приняли решение составить печально известные «кондиции», ограничивавшие власть Анны Иоанновны и по сути отдававшие власть в руки членов Верховного тайного совета. Новая императрица «кондиции» приняла, но сразу же по восшествии на престол, опираясь на значительную часть российского дворянства (не желавшего укрепления положения Долгоруких-Голицыных, составлявших большинство в Верховном тайном совете) и гвардию, отказалась от них, прилюдно разорвав документ и отправив семейство Долгоруковых в ссылку в г.Березов Тобольской губернии. О поддельном завещании императрица тогда еще не знала.
Так юный Александр Алексеевич, котором в момент ссылки было всего 12 лет, оказался в Березове. А спустя несколько лет грянула беда: в 1738 году один из подъячих написал жалобу на привольное житье Долгоруковых в ссылке и, в частности, о неблагопристойных высказываниях старшего брата Ивана об императрице. Началось дознание, и в том же году в ходе допроса смотрителям удалось напоить младшего Александра Алексеевича, который спьяну и выложил все что знал о поддельном завещании и роли в его написании своего семейства. Расправа не заставила себя ждать: Ивана Алексеевича и трех его дядей в 1739 году после продолжительных пыток четвертовали близ Новгорода, а Александру Алексеевичу и еще двоим братьям вырвали ноздри, укоротили язык и, бив кнутом, отправили в ссылку. Братьев — на Соловки, а Александра Алексеевича — простым матросом на Камчатку. После этого в семействе Долгоруковых он стал изгоем, снискав славу предателя, погубившего родственников. Молодой князь даже пытался покончить жизнь самоубийством, вскрыв себе живот с помощью бритвы, но, несмотря на большую кровопотерю, его удалось спасти.
Однако уже в 1741 году на трон взошла императрица Елизавета Петровна, специальным указом реабилитировавшая семейство Долгоруковых. Александр Алексеевич вернулся в столицу, а три года спустя приобрел себе городскую усадьбу в Москве на Ивановской горке, между тогдашним Космодамианским и Колпачным переулками. Вероятно, чтобы забыть свою ссыльную юность как страшный сон, князь затеял не только масштабную перестройку всей усадьбы, для чего привлек лучших архитекторов того времени — Дмитрия Ухтомского и Василия Яковлева, но и существенно расширил границы своего владения, скупив соседние участки — в частности, выход на Покровку. Мало того, новые владения Долгорукова даже забрали правый луч нынешнего Старосадского переулка, который ранее раздваивался в нескольких сотнях метров от церкви Козьмы и Дамиана. Эти изменения нашли свое отражения на картах того времени.
Выстроенная усадьба Александра Алексеевича Долгорукова поражала соседей своей роскошью (Долгоруковы, как известно, вообще любили блеснуть своим богатством). Барочный дом, полностью поглотивший древние палаты, был ориентирован фасадом на ныне снесенный храм Успения Богородицы на Покровке. Между улицей и дворцом был разбит фруктовый сад, огороженный со стороны Покровки каменной оградой с коваными воротами и львами, держащими в пасти цепи. Выход из этого сада вместе с церковью и оградой изобразил на своей акварели великий итальянский художник и архитектор Джакомо Кваренги.
Необычно был устроен и сам дворец: в центре его располагалась обширная сквозная арка, в глубине которой были расположены входы для гостей, так что высокие посетители могли въезжать прямиком во дворец. Сам дворец был столь великолепен, что позже великий архитектор Матвей Казаков включил его в свой знаменитый альбом московских партикулярных строений XVIII века.
Увы, после смерти Александра Алексеевича в 1782 году дом стар предметом спора за наследство между родственниками князя и бывшей крепостной крестьянкой — сожительницей князя, на которую он переписал свою московскую усадьбу. Судебная тяжба затянулась на долгие годы, так что дом находился в ведении Опекунского совета и сдавался в аренду. Некоторое время в нем проживал приятель А.С.Пушкина — калужский и смоленский губернатор Павел Никитич Каверин — отец декабриста Петра Каверина.
В 1812 году дом Долгоруких уцелел от пожара — вероятно, потому, что в нем разместилась французская Генеральная полиция во главе с Фридрихом Виллерсом, москвичом французского происхождения, работавшего преподавателем французского языка в Московском университете. Здесь 14 сентября 1812 года состоялся печально известный суд над 26 московскими поджигателями, 10 из которых расстреляли, возможно, тут же или, по мнению некоторых исследователей, во дворе усадьбы Кожиных в Столешниковом переулке.
Лишь в 1818 году суд, наконец, определился с усадьбой Долгорукова и передал ее во владение внуку Александра Алексеевича — отставному гвардии поручику князю Михаилу Михайловичу Долгорукову. Человек этот составил по себе дурную славу, был известен своей жестокостью, необузданностью нрава и пристрастием к алкоголю. Однако же пользовался большим влиянием при дворе, в частности, благодаря своей женитьбе на Софье Дерибас — дочери русского известного адмирала испанского происхождения, основателя порта и города Одессы Осипа Дерибаса, в честь которой и была названа самая известная улица Одессы. Софья Дерибас была фрейлиной императрицы Марии Феодоровны — супруги императора Павла I, вошедшей в историю благодаря своей подвижнической деятельностью на ниве благотворительности и учреждению Ведомства Императрицы Марии Феодоровны. Однако поддержка двора не могла служить сумасбродному и к тому же погрязшему в долгах князю вечно, и после избиения очередных кредиторов в 1831 году указом Николая I Михаил Михайлович был сослан в Вятку. Он и тут не угомонился, по дороге пытался убить своего конвоира поручика Лаврова, в ссылке по-прежнему вел образ жизни роскошный и разнузданный. Однако же был вхож в дома местной аристократии и высших городских чиновников, испытывавших трепет перед богатым столичным изгнанником, в роду которых сплошные генералы и тайные советники. После очередного скандала с избиениями был сослан еще дальше — в Пермь. Перед отъездом из Вятки в новую ссылку князь собрал весь высший свет города на ужин, где накормил восхитительным пирогом с мясом… своей собаки Гарди, о чем сам после ужина и поведал шокированным гостям, продемонстрировав им окровавленную шкуру своего любимца. Михаил Михайлович умер в Перми в 1841 году.
После Михаила Михайловича дом еще некоторое время принадлежал представителям семейства Долгоруковых, после чего перешел во владение купеческого сословия.
На детальном плане Москвы 1852 года усадьба Долгоруковых все еще окружена садом, рядом с ней расположен пруд. Позади усадьбы вдоль террасы, отделяющей ее от соседнего участка, видно продолговатое строение — хозяйственная постройка (судя по кирпичным клеймам «АЩ» — второй половины XVIII века), уровнем ниже расположен другой участок с кузнечной мастерской (в середине XIX века принадлежала цеховому Иоанну Христиановичу Виттиху), в основе которой также палаты XVII века (так называемые «палаты с сенями»).
Во второй половине XIX века, с переходом усадьбы в купеческие руки, ее территория начала застраиваться доходными домами и лавками, усадьба утратила сад и выход на ул.Маросейка. В советское время здесь располагались государственные учреждения, западное крыло усадьбы было частично уничтожено во время строительства 5-этажного дома. В настоящее время дом отреставрирован и выкрашен в три цвета — в белый цвет выкрашен фрагмент палат XVII века, голубым — основная часть дома в стиле елизаветинского барокко и в желтый — фрагмент «аннинского» стиля 1730-х годов.
